Но Манет только плачет — лихорадка. Бывают вечера, когда я очень боюсь, что она умрет, как Катрин, уйдет в одночасье, останется только обмякшее тело на смятой простыне — ни дать ни взять тряпичная кукла.
23 июня, девять часов пополудни
Вчера из Сент-Люсии вернулся папа, и сразу же у них с мамой началась ссора. Я слышала, как мама сказала:
— Но Манет никогда и не хотела ехать! Это ты ее надоумил.
Мама стала кричать, что отец не может забрать у нее Манет, по крайней мере сейчас, когда со времени смерти Катрин прошло так мало времени.
— Вы, креолки, совсем дурные: и вы, и ваши дети! — закричал папа.
Хлопнула дверь, и я почувствовала, как вздрогнула стена.
24 июня
Отец смягчился. Он написал тетушке Дезире, что не сможет привезти к ней Манет, которая слишком больна, чтобы пуститься в путь. Но нельзя ли вместо нее привезти меня? Отец объяснил, что я вовсе не такая уж взрослая, хотя физически вполне развита.
— Понимаешь, Роза, это может им не понравиться, — сказал мне отец, запечатывая письмо воском. — В конце концов, тебе уже пятнадцать.
— Когда ты узнаешь, понравится им или нет?
— Письмо будет идти несколько месяцев, да и война с… — умолк он, вычисляя. — Через пять месяцев?
Я даже охнула. Пять месяцев ожидания! Мне надо знать сейчас же!
Воскресенье, 19 июля 1778 года
Говорят, в городе появилась новая семья, женщина с сыном. Я видела их в церкви после мессы. Сын хорош собой, на вид ему около шестнадцати лет, так мне кажется. Он смотрел на троих деревенских ребят, ловивших заползшего под скамью скорпиона, и вертел в руках кортик. Его глаз я не видела, их скрывала длинная темная челка. Льняная одежда и кожаные штаны у него все в заплатах.
— Беке-гуйав,[8] — еле слышно сказала мама, выталкивая меня за дверь церкви, — бродяги!
25 июля
Сегодня мама позволила нам с Мими и Сильвестром поехать на рынок.
— Но только после того, как сделаешь все, что надо по хозяйству, — сказала она.
Мы отправились в город в тележке, запряженной бычком.
В городке было многолюдно. Признаюсь, я надеялась увидеть этого парня, но попадались одни только моряки: они приходят из Форт-Ройяла на петушиные бои. Я смотрела в землю, как учили монахини.
Возле причала мы купили у рыбака со светлыми кудрями скумбрию и трех коралловых рыб. Пока мы рассматривали его улов, он не сводил с меня глаз. Затем сказал что-то Сильвестру и засмеялся так, что я покраснела.
Мы пошли обратно к площади, чтобы купить папайи, гуавы, авокадо и тапиоки. У стола с иконками, зеркальцами и бусами женщина рассказала нам о беглом рабе, который превратился в собаку и съел малыша на плантации Десфью. Как раз на самом страшном месте подошла мать нового парня. За ней, нагруженный кульками, шел и он сам.
