Это был тоже какой-то русский, у которого проснулась совесть? Русский, который изнасиловал, вставил в девушку бутылку, а потом написал письмо Францу? Русский, который знал дела твоего племянника Эрвина до почти двадцати лет. Можешь мне говорить что угодно, но не то, что Берту Флогнер изнасиловали русские!»
У Мока горели от стыда уже не только щеки, горело все его тело. Он повернулся к двери музея и ударил в нее со всей силы.
Грохот, который он услышал в пустом пространстве здания, не успокоил его.
Он начал стучать в дверные коробки обеими руками, а вместе с нарастанием боли в кулаках и запястьях угасало пламя стыда. Он чувствовал, что побеждает очередного за сегодня демона. Оперся лицом о дверь и побеждал в мыслях над очередным зверем.
Потом он потерял равновесие и упал в музей прямо под ноги испуганного куратора, который, собственно, среагировал на стучание в двери.
Музеевед Эрих Кламке смотрел с удивлением, как офицер в кожаном мотоциклетном плаще поднимается с пола и говорит ему с улыбкой:
— Знаете ли вы, что Берту Флогнер изнасиловали и убили русские? Это были русские! Конечно, русские!
— Давайте помолимся за ее душу, — ответил старый хранитель, а с лица его не сходило выражение безграничного удивления.
Бреслау, суббота 17 марта 1945 года, два часа ночи
Они лежали в тишине и абсолютной темноте.
Через черную бумагу в окнах не проникало даже самое легкое свечение.
Стекла не дрожали, пол не вибрировал, в городе Бреслау царил ночной покой.
Об осаде напоминала только легкая вонь гари, которая проникала через оконные щели.
— Как я рада, Эби, что ты принял, наконец, решение, о котором я так долго тебя просила, — прошептала Карен и прижалась к мужу голым теплым телом. — Я уверена, что нам это удастся. Это отличный план. Улететь отсюда как раненым.
— Знаешь, Карен. — Мок обнял жену за шею и положил ее голову на свою грудь. Он знал, как сильно она всегда любила прикосновение его жестких волос.
В темноте скрывалась седина, ожирение, ожоги и растяжки их тел, тьма была благословением для празднования, какому сегодня отдались со страстью супруги Мок.
— Я упрямый и не слишком подробно всегда говорил о своей работе, правда?
— Да. — Карен поцеловала его в грудь, слегка при этом покусывая. — Немного.
— А теперь кое-что скажу. — Мок погладил жену по плечу, которое было гладким, как всегда, как до войны. — Сегодня я закрыл последнее дело, которое не давало мне покоя. Только это дело останавливало меня в Бреслау.
