На одном из совещаний в фойе она нос к носу столкнулась с Сергеем Сергеевичем, чуть не уперлась в его внушительный живот. Сергей Сергеевич поседел, брови его побурели, стали похожи на выгоревший мох, он широко улыбнулся ей и громко, чтобы слышало как можно больше людей, пророкотал:
— Счастлив, счастлив видеть воительницу. И поздравить счастлив с успехами…
Тут же взял ее под руку, подвел к покрытому густыми морозными узорами окну и, не снимая улыбки с пухлого лица, проговорил:
— Ну что, ведьма, ударила меня наотмашь и прыгаешь на одной ножке? Сергей Лютиков обид не забывает. Еще поглядим, чей будет верх. — И, вежливо поклонившись, все с той же улыбкой отошел от нее.
Вера Степановна засмеялась ему вслед, она знала: ему крепко влепили после ее беседы с Председателем, удар для Лютикова был тяжким, потому что он ждал повышения, а из-за нее не получил его. Но она зря тогда смеялась и зря не придала значения его словам. Лютиков сдержал свое обещание, так как все еще занимал серьезный пост. И когда в институте появился новый директор, худенький, спокойный, вежливо щурившийся под дымчатыми очками, она еще не знала, что директора этого рекомендовал Сергей Сергеевич. И все они сделали тихо и спокойно, почетно проводили ее на пенсию; был вечер в институте, ей вручали подарки, говорили красивые речи, а она сидела растерянная, не зная, что отвечать, потому что из всего того, что задумывалось ею, не сделано было и половины; тогда она встала и сказала: готова вести лабораторию на общественных началах. Но люди словно оглохли, они не хотели ее слушать, и директор говорил: как же, он хорошо понимает Веру Степановну, но настало время ее почетного отдыха. Она приехала к себе домой после этого вечера и, может быть, впервые за свою жизнь почувствовала себя беспомощной, не знающей, что делать с собой. Вот в это-то время и раздался телефонный звонок, она услышала глухой, с одышкой голос Сергея Сергеевича:
— Ну, поздравляю тебя с финишем. Как ты считаешь, мы в расчете?
— В расчете, Сереженька, — тихо сказала она. — Ты молодец, ты умеешь пакостить.
Лютиков закашлялся, она не стала дожидаться, когда он снова заговорит, и положила трубку. Но от этого звонка Вера Степановна пришла в себя, она поняла: ничего еще не кончено — у нее есть перо и бумага, она будет писать, у нее есть ученики, и они сделают то, чего не сумела сделать она сама…
Вера Степановна думала, что сумеет утаить эту историю от Петра, ей не хотелось его вмешивать в свои неприятности, тогда он как раз создавал свой
