Вера Степановна сама недавно — три дня назад — прибыла в Москву, и этот солдатик чудом застал ее дома. Она повела его в кухню, там хоть немного было теплее, натопила дровами плиту и открыла духовку. Рыженький вынул из мешка железную побитую коробку, облезлую, с пятнами черного лака, и подвинул ее Вере Степановне. Она сначала ничего не поняла, подумала: солдатик ошибся и скоро эта ошибка разъяснится, она напоит его чаем, ведь на улице гуляет морозный ветер, и надо этому мальчику с костылем согреться, отдохнуть, наверное, он проделал большой и тяжкий путь.
У солдатика был басовитый голос, и он рассказывал про декабрь прошлого года. Тогда были сильные бои, и получилось так, что рядом с ним в цепи оказался старый человек из ополчения, он так и сказал «старый», а потом еще несколько раз называл его «батей». Во время атаки этого человека убило, но солдатик подумал, что «батя» только ранен, хотел ему помочь, подполз, в это время и разорвался поблизости снаряд. Больше он ничего не помнил, но когда пришел в себя в госпитале, то обнаружил записку, на ней был адрес Веры Степановны — записку ему дал перед боем «батя», сказал: если со мной что случится — сообщи этой женщине.
Он сначала решил написать письмо, но потом подумал — лучше самому прийти, все-таки можно рассказать, как было, он уже посылал сюда дважды медсестру, но она никого не заставала, а теперь пришел сам, потому что сегодня уезжает в Липецк, откуда он родом, и вот хорошо, что зашел, — Вера Степановна оказалась дома.
Она рассматривала записку Володи, пыталась сообразить, что же произошло, а солдатик все говорил: вот у него отняли ногу, хотя сначала хотели ее оставить, но так ничего и не получилось, но все равно он живой и, конечно же, найдет себе дело, а то столько народу на его глазах погибло, что даже земля не может всех принять.
И только когда наконец поняла, что Володи больше нет и нет уже давно — он убит в декабре прошлого года, почти целых три месяца назад, — Вера Степановна заплакала, не всхлипывая, до боли закусив губы; наверное, у нее было страшное лицо, мальчишка испугался, обронил костыль, тот с грохотом упал на пол, будто выстрел раздался на кухне, но этот рыженький был расторопный, подал ей кружку с водой, она пить не стала, вылила воду на ладошку, омыла ею лицо. Откуда же было знать солдатику, что всего лишь два дня назад, когда она пришла домой, в эту пустую квартиру (соседи покинули ее — кто эвакуировался, кто ушел на фронт), нашла в почтовом ящике письмо от Володи, оно было датировано октябрем, она читала его в радостном изумлении и чувствовала себя счастливой; тогда она и не задумалась: почему же после октября-то нет от Кондрашева писем?.. Только сейчас и пришел в голову этот вопрос, но ответ на него уже был дан, и во всем этом была непоправимая несправедливость.
