— Я уже ее нарисовал, вот она…
— Уже Гоген, стало быть. Быстро ты… Тяп-ляп, наверное? Ну-ка, ну-ка, давай посмотрим, что же ты такое великое натворил, над чем уже и работать не стоит! Тэ-экс…
Аристарх Сергеевич взял Андрейкин рисунок, подавляя в себе противную внутреннюю дрожь. Ваза, конечно, была срисована с той, что стояла на столе, но все-таки отличалась от нее пропорциями. К тому же в ней стояли два совершенно потрясающих подсолнуха, выписанных смело, резко, можно даже сказать, схематично. Они были тяжелыми и, как на секунду ему показалось, пахнущими пылью и зноем.
— Тэкс. Ван Гог, стало быть. Картина «Семя грызовое».
Класс грохнул от хохота.
— Тише, студия, тише, — одобрительно пожурил класс Аристарх Сергеевич. — Давайте разберем сие великое творение совместными усилиями. Вы мне будете называть замеченные вами несоответствия, а я буду их исправлять. Садись, Блаженный.
Аристарх Сергеевич прикрепил рисунок кнопками к доске, взял карандаш и обернулся к ученикам.
— Симакин.
— Ваза у́же, чем на самом деле.
— Уже. Правильно, Симакин. Добавляем сюда и сюда. Нирис.
— Она выше, чем должна быть.
— Выше, Нирис, выше. Обрежем ее вот так. Авезбадалов.
— Мне кажется, тени неправильно положены.
— Тени, да. Вот так будут лежать тени…
— Аристарх Сергеевич, но ведь солнце светит в окно, видите — подсолнухи повернулись к нему. Значит, тени должны быть с этой стороны… — слабо попытался защитить картинку Андрейка.
— Ну, Блаженный, во-первых, слова тебе никто не давал. Все, что мог, ты уже совершил. Во-вторых, откуда здесь взялось это семя грызовое? — Аристарх Сергеевич повернулся к классу, продирижировав, таким образом, новый взрыв смеха. Класс отреагировал правильно. — Студия, вы видите что-либо в вазе, стоящей на столе?
— Не-ет! — дружно и громко поддержал учителя класс.
— Ну, так и, стало быть, солнца в окне нет. Свет падает от лампочки. Тень здесь, вот так. Вот так. Ну что, теперь та самая ваза, которая на столе?
— Да-а! Та самая!!!
— Блаженный, возьми свою работу. Дома исправишь и к следующему занятию принесешь. И не воображай себя гением. Кстати, а что ты там рисовал?
— Зону…
Класс грохнул еще раз.
Конечно, Андрейка теперь уже был в курсе, что такое зона и связанный с нею позор, но он надеялся, что в классе никто ничего не знал об отце. Все дело было в том, что он рисовал еще ту зону, из детства, которая столько лет спасительно жила в его воображении, откуда когда-нибудь должен был появиться его волчара-отец и куда он сам когда-нибудь, ударившись оземь и превратившись в волка, ушел бы навсегда. Но вопрос застиг его врасплох, и Андрейка не успел сообразить вовремя и ответить «пейзаж».
