АНДРЕЙ БЛАЖЕННЫЙ. ШКОЛА. УРОКИ РИСОВАНИЯ
Учитель рисования Аристарх Сергеевич шел на урок, как на Голгофу, неся на спине свой крест бесталанности, а на голове терновый венец неутоленной жажды признания. 3-й «Б» был класс как класс, в меру шумный, в меру средний, с двумя отличницами и тремя хулиганами. На тридцать пять человек это была статистическая норма. Рисовать любили все. Дети как дети… У двух-трех что-то получалось более или менее удобоваримое. И только один мальчик, Андрей Блаженный, был его мукой, его терзаниями, его борьбой с самим собой. Каждый рисунок Андрея давал ему ощущение удара мокрой тряпкой по лицу, всегда неожиданного и всегда унизительного. Андрею было дано, дано свыше, милостью ли божьей, прихотью ли дьявола, но это было так. И это было больно.
Всю первую четверть Аристарх Сергеевич присматривался к его работам, ревнуя, со страхом и надеждой ожидая, что следующий рисунок вдруг окажется самым обычным, самым простым, таким, какие рисуют обычные дети. Но чуда не происходило. Он часто ловил себя на том, что завороженно, не отрываясь, смотрит на правую ручонку мальчика, бессильно пытаясь понять, где, в какой мышце, в каком сухожилии тайно заложены эти четкие уверенные движения, столь легко создающие из ничего — нечто, наполненное смыслом, красотой и совершенством. Отдавал ли Аристарх Сергеевич себе отчет в том, что каким-то непостижимым образом оказался втянутым в войну с ребенком, втянутым завистью, ревностью, раздражением и бог знает какими еще темными чувствами, идущими из детства Аристарха Сергеевича? Трудно сказать.
— Блаженный! Господи, фамилия-то какая! Ты по отчеству, случайно, не Васильевич?
Андрейка промолчал, почувствовав издевку, но не поняв, в чем она заключается.
— Занятно, занятно… Мда… Так о чем я… Блаженный, собственно говоря, я так, просто полюбопытствовать хотел… Мне интересно было бы узнать вот что. Студия (Аристарх Сергеевич упорно называл класс студией) получила задание нарисовать вазу. И вся студия работает над вазой. У тебя же, я смотрю, присутствует некоторая отсебятина… Хотелось бы услышать…
— Я вазу…
— Не перебивай старших. Это, как минимум, признак отсутствия всякого присутствия воспитания, — Аристарх Сергеевич, оглядев класс, тонко улыбнулся. — Да. Так вот, хотелось бы услышать от тебя, почему ты игнорируешь данное мною задание. Оно тебе не интересно? Ты уже умеешь рисовать вазу? Ты уже Гоген?
На этот раз издевка была очевидна: Андрейка знал, кто такой Гоген.
