Люди суземья | страница 9
Сейчас, уже в пути, когда до Лахты оставалось всего каких-то тридцать километров, недавние тревоги и мысли не казались такими обоснованными. Под назойливое гуденье оводов после утомительного перехода думалось иначе — бесстрастно и вроде бы объективно.
В самом деле, в чем его вина, если в жизни, при большой работе и учебе, не нашлось времени вот на такую поездку? Теперь есть время, и он терпеливо сносит дорожные муки. А письма? Как бы он стал их писать, заведомо зная, что они будут прочтены чужими людьми? Зачем посторонних, ту же Нюру Маркелову, посвящать в подробности своей жизни? Денег, конечно, можно было посылать больше, но на что старикам деньги? У них наверняка есть корова, поросенок, овцы, куры, хороший огород; они и пенсию получают. Да и в письмах они никогда не жаловались на нужду. Если бы хоть раз намекнули, что трудно, — послал бы с радостью, сколько нужно.
О том, что в далеком и тяжком сорок пятом отец и мать тоже не жаловались на нужду, он не помнил.
— Дак вы чего, ночевать, что ли, здесь собираетесь? — не выдержал Ваня.
— А? — Василий Кирикович повернул голову. — Да, да, надо идти... Гера, вставай, пора!..
И опять была изнурительная ходьба под жарким солнцем по заросшей кустами и лесом проселочной дороге.
На двадцатом километре Василий Кирикович заявил, что дальше идти не может. В мокрой от пота рубашке он в изнеможении опустился на мшистую кочку и привалился спиной к дереву. Руки бессильно пали на колени и нервно вздрагивали.
— Итак, мой предок выдохся! — Герман скривил тонкие губы. — Между прочим, я — тоже! — и свалился в траву.
— Крикни этому... как его... Ваньке. А то уедет, оставит нас...
Ваня прибежал минут через десять.
— Вы чего? — он смотрел то на Василия Кириковича, то на Германа. — Ноги стерли?
— Будем отдыхать...
— Дак ведь только что отдыхали! Трех километров от того места не прошли.
— Нет... Отдохнем капитально. Часика три-четыре.
Выгоревшие брови Вани полезли на лоб.
— Да за четыре-то часа до дому можно дойти!.. Здесь и воды нету. Через два километра ручей будет, там бы уж...
— Заворачивай лошадей и сделай костер, — сдержанно сказал Василий Кирикович. — И воду найди. Кофе надо попить.
— Мецамизь тийдь откаха, йёугатомидь![2] — в сердцах выругался Ваня и пошел к лошади.
— Да... Чтобы с аборигенами ладить, надо знать их язык. Или возить переводчика.
Василий Кирикович промолчал. Он не раз думал о том, что, в сущности, не знает своего сына. Дома, оказавшись с ним наедине, он тяготился тем, что не мог придумать, о чем разговаривать с сыном. И сейчас он не понял, смеется над ним Герман или сочувствует.