Подъехал Ваня. Лицо насуплено, губы плотно сжаты, брови сдвинуты. Распряг лошадь, снял хомут, смотал на руку вожжи.
— Дак сколько тут сидеть-то будете?
— Тебе уже было сказано.
Ваня вскочил на Мальку, тронул повод.
— Стой! Ты куда? — привстал Василий Кирикович. — Сначала разведи огонь и принеси воды.
— Спички у вас есть, топор на волоках — управитесь. А я хоть лошадь той порой покормлю, — он взмахнул вожжами, и Малька затрусила тяжелой старческой рысью.
— Вот так, — вздохнул Герман. — Попили черного кофе...
— Достань хоть коньяку. Из черного чемодана. Пить страшно хочется.
Герман долго развязывал веревку, потом выложил багаж на дорогу, благо место сухое, заодно вытащил из рюкзака плащи, а из хозяйственной сумки — полиэтиленовые стаканчики да два апельсина.
Выпили по полстакана, закусили апельсинами и улеглись, завернувшись в плащи.
— Постарайся уснуть‚ — посоветовал отец. — Сон хорошо снимает усталость.
Он опять стал думать о сыне, вспоминал вечера, когда по телевидению передавались хоккейные матчи. Оба, и отец и сын, «болели» дружно, и тогда атмосфера натянутости и отчужденности бесследно исчезала. Но как мало было таких вечеров!..
Втайне Василий Кирикович надеялся, что поездка в деревню, жизнь без привычного комфорта, рыбалка, ночевки у костра — все это сблизит их и сдружит по-настоящему, по-мужски. И к радости своей он чувствовал, что Герман проявил к путешествию искренний интерес. Но в пути сын опять стал дерзок и язвителен.
«Утомился, вот и сдают нервы», — думал Василий Кирикович.
Мысленно он не раз пожалел, что перед выездом не поинтересовался, как лучше попадать в Ким-ярь. Может, теперь ездят через Сохту, с севера? Что бы позвонить в ту же Саргу и все разузнать!..
А Герман вспоминал, как отец, собираясь в эту поездку, легко и просто рассчитывал попасть на свою родину — в экзотический, как он выражался, край вепсов. В его дорожных планах, кроме поезда, были и такси — от станции до Чудрина, и райкомовская «Волга» — от Чудрина до Сарги, и колхозный «газик» — до самого дома. Не утомительная поездка, а этакое развлекательное турне! Но все оказалось иначе. От станции до Чудрина — целых сто десять километров! — пришлось ехать в пыльном автобусе, от Чудрина трястись в кузове грузовой автомашины и вот теперь идти пешком.
Сама по себе ходьба по таежной дороге была бы для Германа приятна, если бы идти пришлось километров пять — десять. Но тридцать шесть — это уж слишком. Пройдено немногим больше половины, а все тело болит, не хочется ни на что смотреть. Да еще мошкара донимает... Герман поднялся.
