— Я ведь говорил, что он хитрющий! Вишь, даже голову не поворотит. Ну-ко, вставай, хватит прятаться!
Бычок нехотя поднялся и с ходу сунулся в кусты.
— А ты чего больше не приходишь к нам? — спросил Колька.
— Куда — к вам?
— Домой. Ну, и туда, за Рандужку, — Колька махнул рукой на прибрежную, похожую на аул, деревушку, возле которой Герман встретился с дедом Митрием, когда первый раз пришел на пастбище.
— Так вы же все — занятые люди! Боюсь помешать. У вас и свет каждый вечер до полуночи горит. Значит, делом занимаетесь.
— Это Петька да Катька сидят.
— Что же они делают?
— Петька летопись читает. Толстущая такая книга! И про Ким-ярь там есть, только как-то не по-нашему написано. Другое дак и разобрать не может.
— Ну, Петька читает, а Катя?
— Катька-то?.. Дак она шьет.
— Что шьет?
— А все. Исподнее твоему дедушке сошила да две рубахи. Теперь бабушке сарафан шьет. А штаны мамка шить будет. Катька еще не умеет штанов.
Что угодно предполагал Герман, но только не это!
— Обожди! — остановился он, ошарашенный такой новостью. — Ее кто просил шить?
— Дак бабушка и просила. Люська за материей в Саргу ездила, — мно-ого всякой материи привезла! А теперь Катька шьет. Только бабушка не велела ничего сказывать твоему батьке, а то, говорит, осердится... Ты тоже не сказывай, ладно? — на Германа смотрели ясные правдивые глаза мальчишки.
— Не скажу, — пообещал Герман.
— Дак чего стоишь-то? Туда-то пойдем! — Колька кивнул в сторону пастбища. — Теперь Буржуй нашелся, дак можно и поудить. Потом окуньев печь будем...
— Нет, я, пожалуй, вернусь.
— Как хочешь, — с огорчением сказал Колька. — Или потом приходи, — и побежал за своим Буржуем.
Герман закурил. В голове была невообразимая путаница.
Каждый вечер он с нетерпением ждал, когда на улицу выйдет Катя, а она, оказывается, шьет для его деда и бабки одежду! Так кто же виноват в том, что она работает до полуночи, а то и дольше, и утром, не выспавшись, идет на сенокос? Сама, что ли? Или бабка? Какая чепуха! В том, что у стариков нет одежды, есть и его вина. Когда собирались в деревню и отец решил взять в подарок для деда шляпу, шарф и перчатки, а для бабки — мохеровый платок, он согласился, даже не то что согласился, а вообще не придал этому значения. А на что старику шляпа? На что перчатки?..
С запоздалым раскаянием думал Герман о том, что нужно было привезти деду хороших рубах, и костюм надо было ему купить, а бабке — платьев, разных, красивых, пусть бы теперь носила. А то одарили платком. Глупо!.. И самое досадное, что уже невозможно ничего исправить.
