— Доброе утро, дедушка! — весело, чтобы скрыть смущение, воскликнул Герман.
— Доброе, внучек, доброе!.. — мотнул головой Кирик. — Чего же тебе не спится?
— Не знаю. Наверно, в другие дни выспался. А где же бабушка?
— К Маркелам ушла, — дед глянул в окно. — Вон, уж обратно идет. Тебе, поди, самовар надо поставить? Али еще спать пойдешь?
— Нет, не пойду.
— Счас бабка распорядится... А что, у батьки рука-то вправду болит? — неожиданно спросил он.
— Там и болеть-то нечему!
— Не болела бы — не завязал.
Вошла Акулина. В руках ее была плетеная берестяная корзинка и литровая банка с молоком.
— Ой, Германушко встал! — просияла она. — Не хочешь ли молочка? Самое свеженькое!
— Давай, — Герман не утерпел, заглянул в корзинку. В ней лежали окуни и плотицы, конечно, те самые, которых вечером Петр вынимал из сетей; поверх рыбы было положено несколько яиц и стояла пол-литровая банка с маслом. — Это все... от Маркеловых?
— От них. Откуда же больше, — ответила Акулина, наливая в стакан молоко.
— Покупаете, что ли?
— Покупаем. Да ведь Иванко недорого, полцены и берет. Пей молочко-то, пей!
Герман смотрел на корзинку с ободравшейся по краям берестой и молчал. Его поразило не то, что бабка покупает продукты у Маркеловых, а то, что сам он ни разу не подумал, откуда берутся в доме молоко, мясо, масло, яйца, рыба. Бабка готовила завтраки, обеды, ужины, он ел, часто просил добавку, а откуда все это — не задумывался, будто жил не в Лахте, а дома, где благодаря заботам все умеющей тети Даши солянки, окрошки, бифштексы, антрекоты и прочие кушанья были столь же естественны, как вода в кранах или воздух в квартире.
— Значит, все это от Маркеловых... — рассеянно повторил Герман.
Акулина с беспокойством взглянула на внука.
— Дак ведь ежели у самих нету... Была бы лавка, в лавке покупали бы.
— Ну, ну...
Герман не сомневался, что отец дал старикам денег, но все равно отчего-то стало неловко, неприятно на душе. Он отвернулся к окну.
— Поставь-ко, матка, самовар, — подсказал дед.
— Счас!.. — Акулина подхватила берестяную корзинку и ушла в кухню.
Герман видел, как Нюра Маркелова выпустила из хлева большую черную корову, блестящую и гладкую, пестрого теленка и целое стадо — не меньше десятка — овец. На крыльцо выбежали Колька и Люська. С хворостинками в руках они погнали всю эту живность улицей вдоль деревни. Герман догадался — на пастбище, к телятам.
Спустя несколько минут из дома вышли Иван, Михаил и Петр, за ними — Катя. Она была в белом платье, которое показалось очень нарядным, и в руке несла довольно объемистую сетку.
