«Но ведь и дома он всегда был таким!» — думал Герман, вспоминая, как отец вытирал салфетками ножи и вилки, как грубо выговаривал Даше — домработнице за малейшую оплошность. Однако там, дома, все это почему-то воспринималось иначе, как должное...
А история с крючком?.. Герман знал, что при пустячной царапине отец обязательно принимал уколы противостолбнячной сыворотки. Но и зная это, он готов был заподозрить его чуть ли не в симуляции: лишь бы никуда не ходить и не подвергать себя случайностям.
«В общем-то мне все равно! — махнул рукой Герман. — Главное, здесь есть Катя, милая чудесная девушка, а больше — больше ничего не нужно...»
Снова и снова он мысленно переживал те короткие моменты встреч, которые запали в душу. Он опять любовался девушкой, когда она шла к озеру, заглядывал в ее чистые глаза при нечаянной встрече в дверях маркеловского дома, с нежностью смотрел на нее, задумчивую и тихую, в лодке, а потом видел ее улыбку, слышал ее смех, ловил ее взгляд и страстно желал, чтобы все это повторялось и завтра, и послезавтра, и каждый день. Но повторения не было. Не было ничего, кроме томительного и напрасного ожидания: на вечерние тренировки Петр стал ходить со своим старшим братом, а Катя вообще перестала показываться на улице.
17
Телята отдыхали в березняке близ ручья. Пасла их Люська. Была она в полинялом платье неопределенного серовато-сиреневого цвета, слишком просторном для ее угловатой сухой фигурки, и Герман догадался, что это платье, должно быть, когда-то носила Катя.
— Вы скотину-то по графику, что ли, пасете? — спросил он.
Люська не без робости вскинула большие серые глаза и молчала.
— Интересно, — Герман усмехнулся. — А ты не боишься, что тебя корова забодает?
Что-то похожее на улыбку тенью мелькнуло по загорелому скуластому лицу и растаяло.
— Понятно. Ты не желаешь со мной разговаривать. Печально, но факт! — Герман пригнул к земле березку, сел на нее и стал закуривать. Корни березки затрещали.
— Зачем ломаешь?
— Виноват!.. — Герман встал, распрямил деревце. — Между прочим, я шел сюда поговорить с твоим дедушкой. Ты, может, подскажешь, где его найти?
— Он дома. Болеет, — Люська продолжала стоять, склонив голову, и смотрела диковато, исподлобья.
— Печально! А мы разок с ним здесь так мило посидели...
— Люсь-коо!.. — раздалось от ручья.
Но девочка и ухом не повела.
— Кто это тебя зовет?
— Колька.
— Почему же не откликаешься?
— Так.
Герман глянул в ту сторону, откуда раздался крик, и увидел, что там над кустами курится дымок.
