Но все оказалось сложнее. Город напоминал о Ким-ярь на каждом шагу. Слетит на тротуар воробей — и Михаилу вспоминается, что в Лахте воробьи выводили птенцов за резными наличниками окон, а на зиму обживали скворечни; увидит на берегу Невы мальчишку с удочкой — и сердце замрет от воспоминания, как ловил окуней у мельничной плотины; упавший к ногам желтый лист напоминал золотую пору, когда в Маслозерской согре поспевает брусника и из-под самых ног тяжело поднимаются на крыло взматеревшие глухари. А когда случалось видеть человека с собакой, в памяти тотчас всплывал Туйко, картины былых охот лепились друг на друга, и Михаил ходил, как сомнамбула, работа не шла на ум.
Вот тут-то и стали вкрадываться в душу первые сомнения: не ошибся ли, что устроился в городе, а может, лучше было уехать в то же Хийм-ярь, ведь чем-то увлекли, сманили земляков те места? И прежде чем приехать домой, Михаил все-таки побывал в Хийм-ярь, и та поездка свежа в памяти, будто он и сейчас еще там, а не дома.
Он видел широкие хийм-ярские поля, разметнувшиеся по сторонам великолепной шоссейки, видел дома — просторные, светлые, видел кирпичные постройки животноводческого комплекса, совхозные мастерские и гаражи и понял: здесь уже иная, современная жизнь.
Правда, ким-ярские старики скорбели о своих оставленных избенках, ударялись в сентиментальные воспоминания, тосковали по озерам. Создавалось впечатление, что до сих пор они живут прошлым, безвозвратно утраченным. Зато сверстники жили в настоящем. Они тоже помнили свои деревни и озера, помнили заветные места в том далеком лесном краю. Но все это для них не более как детство, которое ушло, как и положено ему уходить, когда наступает зрелость. Здесь у них были свои дома, работа, а у многих — семьи и дети, которые слыхом не слыхали о каком-то Ким-ярь. И Михаил впервые подумал о том, что сам он тоже не отстал бы от сверстников, если бы отец уехал из Лахты вместе со всеми...
Особенно врезался в память разговор с бывшим однодеревенцем Афанасием Прохоровым, у которого Михаил остановился на ночлег.
Усатый здоровяк, бригадир совхозной строительной бригады Афанасий держал себя с достоинством и говорил без обиняков, даже чуть грубовато.
— Вот что, Мишка, — сказал он тогда, — зачем ты сюда приехал — не знаю, но людей не баламуть. Было время, Ким-ярь нас устраивало, — так и сказал «нас», будто был уполномочен говорить от имени переселенцев, — но времена те прошли.
