15
После долгого и трудного разговора с Василием Кириковичем Михаилу хотелось побыть одному, и он отправился по Сохтинской дороге в сторону кладбища. Для каждого мирянина эта дорога была первопутком жизни и последним земным путем. По этой же дороге, но уже мимо кладбища и церкви, на Сохту и еще дальше шел и ехал ким-ярский люд, покидая обжитую предками землю и надеясь на лучшую долю в новых местах.
У Михаила с проселком были связаны воспоминания о той светлой поре детства, когда появился Орлик и когда можно было галопом мчать мимо пустых домов и полей, не опасаясь, что кто-то грубо окликнет: «Чего попусту лошадь гоняешь, шельмец!..» С замиранием сердца проносился Мишка по гулкому мосту через широкий ручей Вилу-оя мимо таинственной водяной мельницы, где работал белый от мучной пыли и седины, похожий на колдуна, дед Семен, а потом шагом подъезжал к белокаменной церкви, привязывал лошадь к какой-нибудь могильной оградке и карабкался по прогнившим ступеням колокольни.
Оттуда, с высоты, открывался широкий вид на озеро, на деревни, лепившиеся по его берегам, и далеко был виден: синеющий лес, которому, казалось, нет ни конца, ни краю. И когда он смотрел на север, в сторону Сохты, думалось, что именно за тем лесом, далеко-далеко, живут сверстники. А он — здесь, и они не знают, что он смотрит сейчас в ту даль и вспоминает их. От этого становилось немножко грустно...
Мост через ручей был еще крепок: по нему два раза в год — весной и осенью — проходит откормочный гурт, и отец время от времени заменяет прогнившие бревна настила. Зато плотину вешние воды размыли начисто. Они подрыли фундамент мельницы, ставленной всем миром, и это высокое мрачное строение беспомощно накренилось, готовое вот-вот рухнуть. Михаил подумал, что, когда мельница обрушится, паводок унесет бревна в озеро, И долго они, эти кондовые смолистые бревна, будут плавать по Ким-ярь, перегоняемые волнами и ветром от берега к берегу, пока не наволгнут и не обрастут зеленым илом. Потом они затонут, их засосет в песок, а ручей опять станет таким, как лет триста назад, когда люди еще не умели ставить водяных мельниц...
На берегу мельничного пруда, возле самой плотины, белела в траве половина жернова — большущее каменное колесо, утеха былых ким-ярских силачей. Мальчишкой Михаил очень любил сидеть с удочкой на этом камне: Все мечтал выловить огромного окуня, который, по словам мельника, жил в омуте перед плотиной. Случалось, он вытаскивал с шестиметровой глубины такого горбача, что все ахали, и только мельник, поглаживая бороду, усмехался: «Не тот!.. Тот много больше!..»
