Нет, он еще не видел хозяина и чуткий нос еще не улавливал того единственного запаха, но слышал, слышал шаги!
Михаил одним прыжком перемахнул изгородь и по грядкам, по спутанным плетям картофеля напрямик кинулся к изнемогающему от счастья псу. Он тискал его с жаром натосковавшегося в одиночестве человека, мохнатил густую шерсть, прижимался горячей щекой к морде Туйко. А тот, дрожащий, приглушенно стонал, тыкался мокрым носом в лицо хозяина, исступленно лизал его шею, подбородок, виски — все, до чего мог и успевал дотянуться жгучим шершавым языком.
Он чувствовал, что руки хозяина нащупывают пряжку ошейника, но замереть хоть на мгновение не было сил. Когда же разомкнулся жесткий ремень, Туйко пулей обежал двор, бросился на грудь хозяина, сшиб его с ног, и оба, человек и собака, покатились по траве. А с крыши смотрели на них притихшие воробьи...
14
Посреди прихожей, напротив входной двери, лежал старый кот Рыжко. Он выпялил на Михаила круглые зеленые глаза, вскочил и шмыгнул за печь. И пока Михаил оглядывал избу, вешал на стену ружье, а потом, задумавшись, сидел на диване и курил сигарету, два немигающих глаза призрачно светились в темном углу.
Волнение, вызванное бурной встречей Туйко, схлынуло, и теперь Михаил наслаждался тихой радостью, что снова видит родную избу, что впереди встреча с отцом, матерью, дедом, братьями и сестрами, что опять есть возможность бродить по заветным тропам суземья, с замиранием сердца спешить на призывный лай Туйко и отдыхать под звездным небом у ночного костра.
Но вместе с тем на душе было тревожно и грустно. Все-таки в жизни сделан слишком крутой поворот. Чем он обернется, что принесет?
— Поживем — увидим, — вслух сказал Михаил и поднялся.
С запоздалым сожалением он подумал, что не спросил у Люськи, где сенокосничает семья, и вышел в сени. На длинной полке в ряд белели стеклянные банки с молоком. Когда-то мать разливала молоко в глиняные горшочки и ставила в печь париться, и такое пареное молоко Михаил очень любил, но с тех пор, как разбился последний горшочек, он пил только свежее. Отыскав по тонким сливкам утреннее молоко, Михаил опорожнил литровую банку и вышел на крыльцо. Туйко опять начал восторженно прыгать ему на грудь и лизаться.
— Ну хватит, хватит, уймись! — он жестко осадил пса за холку.
Из дома Тимошкиных кто-то смотрел в кухонное окно.
«Наверно, бабка, — подумал Михаил. — Зайти, что ли, проведать стариков!..»
Он прислонил к двери палку и направился к соседям. Лицо в кухонном окне тотчас пропало, и через минуту на крыльце появилась Акулина. Она улыбалась каждой морщинкой, и глаза ее смотрели молодо и весело.
