— Здравствуй-ко, Мишенька! — старуха низко поклонилась. — Думала, кто это через огороду скочил да к собаке побежал, а на-ко вот!..
«Ишь как она по-русски шпарит!» — подивился Михаил и сказал, пожимая костлявую бабкину руку:
— Ты, Матвеевна, вроде как на десять лет помолодела.
— Ой, не говори-ко! — она приблизила к нему сияющее лицо и полушепотом сообщила: — Ведь Василий в гостях, еще и с внуком!.. Поди в избу-то, поди! — она подтолкнула его сзади. — Все дома.
Год назад, во время отпуска, Михаил разок заглянул к соседям. Но тяжким было то короткое посещение: не изба — сарай, и жильем в ней не пахло, будто смерть уже вселилась в дом, да что-то замешкалась; старики — одна тень, в глазах унылая тоска, даже не тоска, а пугающая отрешенность. И только один вопрос: «Опять приехал? Ну и слава богу!..» «На ладан дышат», — с грустью подумал тогда Михаил. Прощаясь, он был уверен, что видит стариков последний раз, что они не переживут зиму.
Теперь же, когда вошел в избу Тимошкиных, он устыдился тех своих мыслей.
— Михаилу Ивановичу!.. — приветствовал его старик, вставая с лавки.
— Доброго здоровья! — поклонился Михаил, и ему радостно было пожать живую стариковскую руку.
Он так же уважительно поздоровался с Василием Кириковичем и Германом.
Акулина немедля взялась за самовар.
— Не клопочи, бабушка, ради бога! — сказал Михаил. — Я только что молока напился.
— Ну — молока! Как же без самовару? Ты ведь с дороги, да и мы еще чаю не пили. Садись-ко пока да хвастай, как живешь. Не женился?
— Какая женитьба! Все место себе ищу.
Акулина налила в самовар воду, разожгла пучок лучины.
— Дак ты счас-то в Питере, али где?
— Уехал я оттуда. Совсем.
— Ну-у!.. — Акулина сунула лучину в самовар, приладила трубу. — А чего так? Али худо там?
— Не то что худо... Домой тянет, поближе к лесу.
— Раз уж смалу к охоте пристрастился, тянуть будет, — сказал Кирик Савельевич.
Герман хорошо помнил, как дед Митрий говорил о странностях в характере и увлечениях старшего внука, и теперь с интересом присматривался к Михаилу.
Внешне Михаил был очень похож на Петра: такой же светлоглазый, большеносый, скуластый. Но было в его лице что-то мужиковатое, не хватало тон интеллигентности, которая уже успела наложить на будущего филолога свой отпечаток.
— И по какой же специальности ты работал в этом... Питере? — спросил Василий Кирикович.
— Крановщиком. Ну, и еще на бульдозере недолго.
— Любопытно. Если тебя интересует лес, то и специальность следовало выбрать соответствующую.
