Люди суземья | страница 41



Изба Маркеловых была разделена на две половины. Крашеный пол устлан домоткаными полосатыми дорожками, стены оклеены светло-зелеными обоями, окна и двери отсвечивали бледно-голубой эмалью. На передней стене, над срединным окном, красовались роскошные лосиные рога — Герман насчитал на них двадцать три отростка.

Но меблировка избы оставляла ощущение чего-то незавершенного, будто хозяева начали заменять устаревшие вещи новыми, но передумали. Были здесь и широкие старинные лавки вдоль стен, но были и современные полумягкие стулья с низенькими гнутыми спинками, и раздвижной, на поролоне, диван-кровать; рядом с громоздким посудным шкафом возле срединной стены сверкал стеклами и лаком сервант.

Особенно же Герман удивился, когда увидел в углу на треугольном столике магнитофон «Орбита».

— О, да у тебя музшкатулочка есть!

— Что? — Петр перехватил его взгляд. — А-а, есть...

— Покрутим?

— Для тебя, пожалуй, нет ничего интересного. Я вепсскую речь записываю. Сказки, предания, поверья...

Герман разочарованно присвистнул.

— Хочешь увековечить язык последних могикан?

— Последних — не последних, а через десять-пятнадцать лет будет поздно.

— Не велика потеря, — усмехнулся Герман.

— Как сказать, — Петр закрыл тетрадь, положил ее на магнитофон и взял в руки большой том в сером переплете. — Даже в этом новейшем академическом издании некоторые вепсские слова уже даны без перевода. Представляешь? Значения тех слов уже никто не знает.

— Можно посмотреть? — Герман взял книгу. — Ничего себе талмуд! — он уселся на диван поудобнее. — Никак не думал, что есть вепсский словарь.

Петр сел рядом с Германом.

— Вот я начал тебе говорить о словах. Но слова всетаки, худо-бедно, учтены, а как быть с топонимикой? Только в нашем крае десятки деревень, больше сотни озер, а сколько речек, ручьев, болот! И все это было названо. Да что озера — заливы, мысы, горушки, полянки, пожни, перекрестки дорог — всё имело названия.

— Понятно. И ты их записываешь.

— Да. Но что я знаю? Только вокруг своей Лахты. Сотую часть, не больше. Остальное бесповоротно утрачено. Разве не потеря для науки — такая брешь в топонимике? А иногда только по названиям удается ученым установить, какой народ осваивал землю. Ведь что получается, — увлекаясь, с жаром продолжал Петр. — Людям, которые когда-то опять будут здесь жить, — а я убежден, что Ким-ярь не останется на карте белым пятном! — снова придется окрещивать урочища, придумывать названия всем этим озерам, рекам, болотам...