По всему окрайку леса до самой Сохтинской дороги также не встретилось ни единой тропы. Василий Кирикович с горечью подумал, что теперь он не смог бы найти путь не только к дальним лесным озерам, но даже и к хорошо запомнившемуся озерку Ситри-ярвут, до которого и всего-то полтора километра от Лахты.
Помнилось, что тропка на это крохотное озерко тянулась мимо гумна с большущим зеленым колесом конного привода. Но гумна не было.
«А может, то гумно теперь стоит в лесу? — подумал Василий Кирикович. — Ведь лес-то приблизился... Но где его будешь искать?..»
Сохтинская дорога, в прошлом широкая и пыльная, за что ее называли Белой дорогой, густо заросла травой и мелким ольховником. Василий Кирикович прошелся по ней немного, поражаясь все теми же необратимыми изменениями, которые произошли здесь, и грустный и разочарованный возвратился в деревню. Он испытывал состояние человека, жестоко обманувшегося в чем-то большом и важном. Да, в сущности, так оно и было: он шёл на свидание с землей своего детства, но свидание это не состоялось — земля преобразилась, время бесповоротно стерло с нее те давние приметы, которые хранились в памяти...
Под окнами дома, развесив на изгороди старые сети, копошился Савельевич. Он пытался из отживших век снастей соорудить нечто пригодное для рыбной ловли. Василий Кирикович устало опустился на завалинку и долго смотрел, как отец непослушными пальцами продергивает в ячеи суровую нитку.
— Чего, Вася, молчишь? Расскажи, куда ходил, чего поглядел?
— А представь себе, прошелся вокруг полей и решительно ничего знакомого не увидел. Все так изменилось — поверить трудно. Нигде ни одной тропки! А лес какой вымахал!.. Даже Белая дорога и та заросла.
— Правда, Вася, правда, — покачал головой старик. — Ладно, Маркелы поля выкашивают, а то бы лес в самую деревню пришел, — он помолчал. — Земля, она, вишь ли, быстро обличье свое меняет, не то что вода. Вода всегда одинаковая. Взять хоть наше озеро. Сколь помню, таким оно и было. И через сто годов таким останется.
— Это верно, — согласился Василий Кирикович. — Я, когда сюда ехал, все думал, что мы с тобой еще побываем на лесных озерах. Очень уж хотелось мне показать их Герману.
Савельевич отложил сеть, сел на завалинку рядом с сыном.
— Простился я, Васенька, с теми озерами... Навек простился! А вы — чего же? Вы побываете... Помнишь, на Вешким-ярь, на лудах, каких окуньев таскали? По кошелю за утро.
— Помню. А что толку? — с горькой отрешенностью произнес Василий Кирикович. — Не хочу себя обманывать: без троп и дорог мне не найти тех озер. И Вешким-ярь не найти.
