— Светлана замужем.
— Ой-ой-ой! Поди-ко ты — замужем!.. А сам на старой работе али где?
— С прошлого года на пенсии.
— На пензии? — удивился Савельевич. — Неужто годы вышли?
— Вышли. Для меня — вышли.
— Дак велика ли пензия?
— Не обижусь. Персональная.
— Неужто как у Митрия?
— У какого Митрия? — не понял Василий Кирикович.
— Да у Маркелова-то, у Ванькиного-то батька.
— Я не знаю, какая у него пенсия, — пожал плечами Василий Кирикович. — У меня — персональная, союзного значения.
— Во, во! — закивал Савельевич. — И у Митрия эдакая. Он ведь, Митрий-то, революцию делал, царя спехивал, с самим Лениным на беседе бывал! Как в Москве бумаги об нем нашли, так и дали ему эту пензию, большую пензию!.. Ежели у тебя такая, дак жить можно...
Акулина не без труда подняла на стол латунный самовар с прозеленью возле крана и ручек, достала из шкапа три граненых стакана, поставила посреди стола блюдечко с мелко-мелко наколотым сахаром, внесла из кухни половинку ржаного хлебца. Василий Кирикович спохватился, стал открывать чемоданы.
— Дай-ка, мама, тарелок!
— Тарелок? — Акулина растерялась. — Дак нету тарелок!
— Блюдо, блюдо неси! — подсказал Савельевич.
Акулина метнулась в кухню, вылила из алюминиевой миски вчерашний картофельный суп в чугунок, сполоснула, вытерла передником и поспешно подала сыну.
— Это — блюдо?
— А другого, Васенька, нету.
— Сбегай к Маркелам! — посоветовал старик. — Позови чаевать, а заодно и стаканов спроси да тарелок. Вилок бы еще...
— Не надо, — остановил ее Василий Кирикович. — Маркеловых пригласим вечером. Сначала посуды купим, а то... неудобно.
— Посуды? Где ты ее купишь? — воскликнула мать. — Ведь магазина у нас нет!
— Как? Во всем Ким-ярь нет магазина?
— Какая магазина, ежели людей нету? — вздохнул Савельевич. — Наши в Хийм-ярь уехали, сарьярские — в Каскь-оя, хабъярские — на Оять.
— В Хийм-ярь?.. — слабой искоркой что-то вспыхнуло в памяти. —А где это Хийм-ярь?
— Далёко!.. У Онега. Боле сотни верст отсюль будет.
— Да, да, припоминаю. Было от вас такое письмо. О каком-то переселении... Но неужели все уехали?
— Все, Вася. Остались такие, как мы, да и тех мало. А с семьей одни Маркелы на всю волость.
— И деревни пустые?
— Пустые. Видел, какая Лахта стала? Так везде. Двенадцать годов осенью будет, как пустые.
— Как же вы тогда живете? Коровку-то хоть держите?
— Что ты, Васенька! Какая с нас коровка? — отозвалась мать. — Девятый год никакой животинки. Картошку ростим, дак и ту Маркелы пособляют и садить, и копать... Я-то еще брожу, а батько, считай, только на крылечко и выходит...
