— Хочу все-таки костер разжечь, — сказал он, — а то комары сожрут.
— Да, да, хорошо бы костерок-то! — обрадовался отец.
Герман побрел в лес. Гудели ноги, ныла спина.
«А абориген-то ходит по этим дорогам, как по асфальту», — с завистью подумал он о Ване.
Он долго чиркал спички, прежде чем желтый язычок огня взметнулся вверх и стал расползаться по сухим сучьям. Василий Кирикович сел.
— Вот видишь, с огоньком веселее.
Треск хвороста в костре и запах дыма воскресили в памяти Василия Кириковича ту далекую пору, когда он мальчишкой ходил со своими сверстниками вот в такой же глухой лес за грибами и ягодами. И тогда тоже были костры, так же весело плясал огонь и так же пахло дымом. И пусть нелегким было детство — лапти да холщовые штаны, картошка да ломоть черного хлеба, посыпанный солью, — все равно это была прекрасная пора!
— Ничего, Гера, потерпи. Как-нибудь мы одолеем эту дорогу, — сказал отец, ласково взглянув на сына. — Но зато впереди какой отдых, сколько впечатлений! Я уверен, что тебе не придется сожалеть об этой трудной поездке.
— Будем надеяться! — позевывая, отозвался Герман.
Тепло костра навевало дрему. Он расстелил на земле плащ и лег. А Василий Кирикович, весь отдавшись воспоминаниям, незряче смотрел в огонь. Он вспоминал, как в детстве рыбачил на лесных озерах, как вместе с братьями, погибшими в войну, помогал отцу и матери загребать и метать в стога сено, как бегал за коровой в поросшую колючим можжевельником поскотину и как в пору уборки огородов пек в костре картошку. И чем больше он вспоминал, тем острее ощущалась им близость родных мест. Ему даже почудилось, что с низины, от болота, тянет морошкой, а где-то далеко-далеко курлычут журавли... Но скоро и его сморили тепло и усталость, и он тоже лег, чтобы отдохнуть перед трудной дорогой.
...Ваня возвратился, когда в вершинах деревьев погас последний солнечный луч. Стало сумеречно. С низины, от болота, потянуло сырью.
Возле прогоревшего костра, завернувшись в плащи болонья и скрючившись, спали отец и сын. Весь багаж был беспорядочно сложен на дорогу.
«Плащи доставали», — догадался Ваня.
Он осторожно слез с лошади. В большой берестяной коробке плескалабь вода. Ваня бережно поставил коробку под дерево, привязал лошадь, взял с волокуши топор. Чтобы не разбудить спящих, отошел подальше, выбрал нетолстую сухую осину, свалил ее, разрубил на чурки.
Скоро костер запылал жарким ровным огнем.
В полевой сумке у Вани было десятка полтора грибов, которые он собрал дорогой да по окрайку пожни у ручья. Он нагреб углей, вырезал перочинным ножом несколько березовых прутышков, очистил от коры и, заострив, нанизал на них плотные шляпки молодых подберезовиков и подосиновиков.
