Ниночка вдруг уронила голову, из глаз ее закапали частые слезы. Она сама бы не объяснила, почему так случилось. Может быть, себя жалко стало. Может быть, остро и жгуче позавидовала запоздалой завистью удачливой подруге. Она-то, Люська, сейчас не скучает, «берет от жизни все и даже больше». Вспоминает ли ее, Ниночку? И вообще — кто ее вспоминает? Витька? Наверное, рассказывает о ней в своей «компашке», радуясь, что она уехала и больше не будет его беспокоить. Кто еще ее вспоминает? Георгий, случайный ее попутчик? Но ей-то от этого что, если и вспоминает? Разошлись их пути-дорожки и никогда уже не сойдутся. Вот и получается, что осталась Ниночка одна-одинешенька. В самом деле, кому она нужна? Разве только отцу с матерью…
Вспомнив о матери, Ниночка осушила слезы. Мать не даст ей пропасть, потеряться, сгинуть. Дочка упала, больно ушиблась? Она сделает все возможное, чтобы залечить ее ушибы, снова поставить на ноги. И с новой надеждой отпустит ее в город — ведь только там ее дочка может быть счастливой. Хороший муж, хорошая квартира… Что еще? Работа? Мать усмехалась, когда по радио и телевидению кто-нибудь заявлял, что счастье для него — работа. Она усмехалась и говорила: «Если счастье в работе, я самый счастливый человек на свете». Что верно, то верно, работы у нее тьма-тьмущая. Только не одна она такая в деревне, многие женщины по два воза тащат за собой — колхозную работу и личное хозяйство. Отстраненная родителями от всех домашних и недомашних дел, Ниночка росла неумехой, на всем готовом. Вот даже дергать лук она не умеет как следует. «К земле непривычная…» Как это понимать? Земля не станок. К станкам Ниночка долго привыкала, боялась их поначалу. Мало-помалу страх прошел, появились навыки в работе. Правда, без слез и мук тут не обошлось…
Ниночка поднялась с приступка и — через дверцу — прошла к сараю, который стоял позади огорода.
Сарай был на замке. Ниночка посмотрела в щель, но ничего не увидела там, в его пахучих недрах. Видимо, он был битком набит сеном. Шагах в тридцати от сарая начинались колхозные владения — поля, заставленные бесчисленными копнами соломы. Вдалеке видны были два работающих комбайна — они медленно, словно бы на ощупь, пробирались по блеклому, невыразительно желтому полю, а наперерез им, подпрыгивая на колдобинах, мчался грузовик.
С возвышенного места, на котором стояла деревня, поля просматривались и вширь и вглубь. Однообразное, открытое их пространство ничем не привлекало к себе внимания, и глаз скользил по нему равнодушно, ни на чем не останавливаясь. Это ощущение пустоты и отчужденности заставило Ниночку поежиться. Тихо и осторожно, как приближаются к воде, она подошла к кромке поля и встала перед ней, как перед запретной чертой. А что́, если переступить ее? Ведь ничего не будет, ничего! Но если ничего не будет, зачем же тогда переступать? И Ниночка ушла домой.
