Мать за перегородкой мыла кринки.
— Ты же хотела отдохнуть, — напомнила ей дочь.
— Легла было, да вспомнила, что кринки не помыты. А уж если вспомнила о деле, какой тут сон…
— Мама, а мне чего делать? — спросила Ниночка.
— Как чего? — удивилась мать. — Отдыхай.
— Когда у тебя дойка?
— В час.
— А сейчас двенадцать. Иди и полежи.
— Что ты, дочка! — испугалась мать. — К дойке-то надо подготовить все.
— А когда ты с дойки придешь?
— В три, не раньше.
— Мама, ты могла бы бросить ферму?
— Ферму? — переспросила она. — Нужда заставит — бросишь все.
— А без нужды?
— Кому-то ведь надо же работать, дочка. Не машины ведь — коровы…
— Что мне сделать, пока ты на ферме?
— Да ведь я переделала все.
Так у нее всегда: дел невпроворот, а попросишь дела — нет дела. Оберегает. Теперь будет особенно оберегать.
— Мама, а что будет, когда вы все уйдете на пенсию?
— Мне до пенсии еще далековато… Что будет? Не знаю, дочка. Просто не знаю.
— А я знаю. Меня снимут с работы и пошлют вместо тебя на ферму.
— Полно-ка, дочка!
— Но ведь за коровами-то надо кому-то ходить.
— Придумают чего-нибудь. Что нам за других-то голову ломать!
Когда мать ушла на ферму, Ниночка взялась за уборку дома — не сидеть же целый день сложа руки. Она выбила половики, подмела пол, по своему разумению расставила кринки, миски, плошки, в беспорядке громоздившиеся за печной перегородкой. Нельзя сказать, что делала она все это с душой и желанием, но уборка помогла ей скоротать время.
Мать пришла с фермы и, увидев перемены в дому, еще с порога принялась расхваливать дочь. «И чего я такого сделала? — думала Ниночка. — Я же не в гости на выходной приехала…»
— Ровно я никогда еще так не уставала, — пожаловалась мать.
Она села на лавку и, откинувшись к простенку между окнами, прикрыла глаза. Так она отдыхала, когда времени для отдыха не было. Посидит с закрытыми глазами минуту-другую, обманет себя легкой дремотой — и снова за дела. И так изо дня в день, из утра в утро, из вечера в вечер. Всю жизнь. Ниночке сделалось не по себе. Да еще уходящий день добавил горечи в ее настроение. Перед закатом особенно бывает тяжко и одиноко на душе.
Дом этот теперь как тюрьма для нее. И открыты его двери, а никуда не уйдешь, никуда не денешься из него, хоть плачь.
Мать открыла глаза, сказала себе ровным, спокойным голосом:
— Чего это я сижу? Курам надо замесить, голодны, чай…
— Опять некогда отдыхать? — спросила Ниночка.
— А я отдохнула, — неожиданно улыбнулась мать и поправила волосы под платком. — Посидела вот так немного — и легче стало.
