С того момента, как новости об условиях мира достигли Мюнхена, в городе начало расцветать политическое недовольство. Хайнрих Вольффлин, швейцарский профессор истории искусств в Мюнхенском университете, например, писал 8 мая своей сестре о «огромном напряжении касательно мирного договора» в Мюнхене. Тремя днями ранее Михаель фон Фаульхабер, мюнхенский архиепископ, делился своими мыслями с другими баварскими епископами: «Такой вынужденный мир создаст основы не для мира, но для вечной ненависти, которая подвергнет общество неисчислимым внутренним потрясениям и сделает полностью невозможным существование Лиги Наций, на которую Святой Отец смотрел в течение войны как на цель развития и гарант мира».
Недовольство, вызванное опубликованием условий мира, не ушло. Например, 18 июня оперная певица Эмми Крюгер записала в своём дневнике: «Этому унижению Антанта осмеливается подвергнуть мою гордую Германию! Но она снова воспрянет. Никто не сможет раздавить такой народ, как наш!»
Шок, который почувствовали от условий мира, принял такие интенсивные формы потому, что только теперь, в дни и недели после 7 мая 1919 года, люди в Мюнхене осознали, что Германия была побеждена. Почти что мгновенно осознание отравило уже хрупкий политический климат города, как очевидно, например, проявилось во взаимодействии местных с представителями стран, с которыми воевала Германия.
До опубликования условий мира в Мюнхене было на удивление мало франко-германских трений, несмотря на большие потери баварских войск в сражениях против французов во время войны. Как отметил еврейский журналист Виктор Клемперер, вследствие того факта, что многие баварцы возлагали вину за войну на пруссаков, с французскими офицерами и должностными лицами, служившими в военных комиссиях, которые были образованы как часть соглашений по перемирию, обращались хорошо, когда люди встречались с ними на улицах Мюнхена. Клемперер сам был свидетелем этого, отмечая, что «они казались ни мстительными, ни даже заносчивыми, просто весёлыми и довольными их приёмом. И явно не без причины, потому что враждебных взглядов не было; на самом деле, некоторые были даже благожелательными — и благорасположение исходило не только из женских глаз». Он добавлял: «Я полагаю, что для людей в Баварии война прекратила своё существование. Война всегда была делом довлеющего прусского духа в Рейхе; Рейха более не существовало, Бавария снова была самой собой. Почему новое Свободное Государство не может вести себя общительно с Французской Республикой?»
