Меланхолия | страница 31
И лежал Лявон, и думал, и вспоминал ушедшие в вечность дни, свое далекое детство...
Зима, рассвет, на улице стужа, завывает ветер, а в хате довольно тепло, горит печальная лучина; сидят отец и мать — давно уж встали, работают.
Проснулся и Лявонька, но молчит, будто и спит, и хорошо ему лежать на полатях под теплой дерюгой и кожушком. Тепло... На печке, возле деда, было бы еще теплее. Между трубой и дедом. И посмотреть бы на ту дощечку, которая сушится под балкой и из которой смастерят скрипку... Вот только очень не хочется подниматься и бежать на печь,— пока добежишь, озябнешь...
Ворочается дед на печке, рядом с лучиной, которую там положили, чтоб сохла. Ворочается на постланном жупане, греет свое старое зябкое тело. Горюет, что живет слишком долго, не умирает. Все шепчет:
— Когда же ты наконец явишься, смертушка ты моя? Вот и еще одного дня дождался, еще одну ночку как-то пережил...
Лявонка прислушивается к порывам ветра за стеной и удивляется деду: он так хочет умереть? Ведь на кладбище сейчас очень-очень глубокий снег, темно и страшно, мороз и ветер, бегают волки и воют.
«Милый мой дедуня! Не умирай! Живи и живи!..» — подумал он, тут же — хоп! — и на печь к деду.
— Тс-с! Зачем ты так рано поднялся? — удивляется отец.
А он уже вскочил на печь, кувыркнулся через деда и затаился там, между ним и трубой.
Потревоженный кот встал, изогнул дугой спину, постоял в задумчивости, подняв хвост, затем, изловчившись, прыгнул на трубу, на отцовы валенки.
Молчит Лявонка, и приятно ему чувствовать под собой теплую печь, да сверху — холодновато без дерюжки. И слепой дедуня, словно угадав мысли внука, нащупал впотьмах его головку и гладит его от уха до колена.
Хороший он, дедуня. Он любит своего маленького Лявонку. И мальчику тоже хочется пожалеть деда — о-очень, о-очень пожалеть! Пусть бы себе жил дед, думает Лявонка, пусть бы жил, пока надо баюкать кого-нибудь в зыбке. И зачем он все просит себе смертушки?
— Дед! Гони его от себя! Почему он не спит? Всегда вскочит без поры,— шутит отец, поглядывая на печь.
— А я уже выспался...
— Если выспался, отправляйся в погреб за картошкой и капусты горшок принеси,— говорит мать.
— Я же боюсь...
— Нечего бояться, волков там нет.
— А я же боюсь, что темно. Лучше расскажи мне, мама, сказку.
— Проси отца,— отказывается мать.
— Нет, ты расскажи. Ты умеешь,— настаивает сын.
Отец совсем не сказочник, а если и рассказывает, то уж очень все просто у него получается, так, как и происходит все вокруг, где холодно, снег, вареная картошка, чад, визг свиней и детский плач. Мать же улетает мыслью в золотые страны, где все дорожки обсажены сладкими яблоньками в два ряда, а на тех яблоньках поют птички золотоперые свои песенки веселые...