Против кого хотят направить это оружие мурадяны, размышлял Сурков. И куда они толкают соотечественников?
Ему все больше становилась ясна механика и логика действий пресловутого «комитета» и его азербайджанских «идейных противников» — разбередить, растравить кровоточащие раны двух наций, не дать утихнуть накаленным Сумгаитом страстям, довести дело до междоусобицы… Для чего? Чтобы удовлетворить свои политические амбиции, чтобы отвести гнев народа от истинных виновников той же сумгаитской резни — коррупции и мафии, бюрократов и взяточников. Чтобы любой ценой, даже ценой братоубийства, замедлить, оттянуть перестроечные, очистительные процессы в обеих республиках.
Так неужто народ, который пережил столько горя и все же пронес через века высокие идеалы и свободолюбивый дух, — неужели этот народ не поймет, не разберется, кто есть кто?
Сурков пошел к народу. В первых рядах, заметив офицера, настороженно замолчали, но видели его единицы, а были здесь тысячи.
Он остановился и поднял руку:
— Товарищи!
Его не слышали.
— Товарищи! Я — полковник Сурков…
Его не хотели слушать. Гневные лица. Обозленные взгляды. Но самое страшное — начиналось уже то, что называется массовым психозом. И тогда, набрав побольше воздуху, он крикнул что было сил:
— Я готов выслушать вас!
Всколыхнулась площадь и… заговорила. Кроме гремящего со всех сторон слова «Карабах» до Суркова все четче доносилось другое. Непосильные поборы взяточников. Засилье бюрократов. Сверхплатная медицина. Никудышное жилье…
Потом, месяцы спустя, в одной из газет он наткнется на фразу, которая удивительно емко и кратко выразит его собственное, к тому времени прочное убеждение: «Националистическое движение появляется в первую очередь там и тогда, где и когда нарушается социальная справедливость…»
А сейчас в лицо Суркову выплескивалось все, что копилось в людях не годами — десятилетиями. Чье-то бездарное правление. Безнаказанность хапуг. Бесстыдное попрание элементарных норм морали…
Что мог он, полковник Сурков?
Сейчас он мог только слушать. И сносить упреки за все, в чем был и не был виноват.
Он честно работал всю жизнь, с 14 лет. На заводе слесарем. Потом на стройке в Петродворце. В инженерно-экономическом институте учился на совесть. Комсомольский оперотряд возглавлял — от бандитских ножей не прятался. Сержантскую лямку тянул сполна. На срочной же стал коммунистом. Офицерские погоны надел — ни себя, ни семьи не щадил. Звания досрочно не за красивые глаза давали. И сюда, в солнечную, как обещала глянцевая реклама Аэрофлота, Армению не с курорта прикатил — из Заполярья путь держал…
