— У вас плохое настроение? — спросила Наргис.
— Отличное. Только вот зубы ноют…
— Зачем же тогда босиком? — сразу смягчившись, напомнила Наргис.
И верно. Разулась я совсем машинально. Уж очень хороша и тепла с виду эта черная с твердым накатом дорога.
— Рано еще босиком, — продолжала Наргис. — И почему это все приезжие так весне радуются. В прошлом году фотограф один приезжал, как раз во время сева. Искупался, а потом ангина!
Она вздохнула.
— Вообще-то весной нельзя сидеть дома. А я по милости этого председателя сижу. Может, скажете ему обо мне словечко. Он корреспондентов уважает. Еще не поздно выделить мне хороший участок.
— Дело только в земле?
— И машину, конечно. Все, что положено бригаде.
— А что говорит Шахназ?
Девушка опять вздохнула.
— Она говорит, что я привередничаю. Говорит — бери землю, какую дают. Но ведь это несправедливо. Раз я девушка-механизатор, все должны меня поддерживать… а не вставлять палки в колеса, правда?
Не знаю, не знаю… Наверное, Шахназ начинала иначе. Героиня — значит, борец. И что она «рыбья кость» в горле председателя, тоже все правильно. Почему же Наргис ищет другого пути?
Я осторожно спросила ее об этом. Девушка вспыхнула.
— Думаете, я газет не читаю? Не беспокойтесь, я все понимаю. Только надо и о другом помнить. Одна девушка согласится быть борцом, а другая нет. Не только за себя хлопочу. Сколько на свете еще таких отсталых горянок, как Фатима!
Стоп! Во мне что-то замигало. Так бывает всегда, когда я сталкивалась с фальшью. Не упомяни она имени Фатимы — я бы, пожалуй, поверила. Но Фатима, ненавистная для нее Фатима!..
— Не лги себе, Наргис!
Девушка вспыхнула чуть не до слез. Губы ее жалко раскрылись, но слова остались несказанными.
— Кстати, Фатима уехала нынче к больной матери. Жаль. Я собиралась поговорить с ней.
— С ней? О чем? — быстро спросила Наргис.
— Редакция получила письмо…
— Ах, вот как! — с живостью воскликнула Наргис. — Я так и знала, что она змея. Еще вчера хотела вас спросить, но как-то неловко было. Анонимное, да? Подождите, как это?.. — она на минуту сосредоточилась, как бы что-то припоминая. — «Золотую звезду носит, а сердце у нее черное. Позарилась на чужого мужа, отца двоих детей»? Так?
— Так, Наргис. Но откуда…
— Откуда, откуда! Это уже пятое письмо и пятый корреспондент! Она всем жалуется: в прокуратуру, в Верховный Совет. Грозит сжечь себя. Ну и жги, пожалуйста, зачем столько шуму. Кто хочет сгореть, тот горит тихо.
А ведь и в самом деле Фатима ревновала, злилась, но всем своим существом она боролась, а не сдавалась. Такие страстные женщины самоубийством не кончают.
