— У города живут. Еще бы им не быть опрятными, — сказала мать.
— Пап, а откуда они приехали? — спросил я.
— С Украины переселились. Видать, тесно им там было жить, земли не хватало, вот они и перебрались в наши края.
За рекой над туманом заблестела церковь, освещённая ещё не видимым из-за горизонта солнцем, но скоро показалось и оно, большое, заспанное. И разом всё засветилось, засверкало. Лошадь сама побежала под изволок к последней подгородней деревне Подберёзову. За Подберёзовом потянулось большое поле с огуречными, морковными грядками, росли помидоры и подсолнухи. Сверкала роса. Пели вокруг птицы. От города донёсся долгий гудок.
— Слышишь? — спросил отец. — Паровоз пришёл. Если московский, то, глядишь, подвозить кого придётся.
Я сидел ошеломлённый видом, звуками, ожиданием неведомого, придавленный тяжёлой отцовской свитой. Солнце сразу стало пригревать, я начал выбираться к его теплу, встал на колени.
Мы подъехали к высокой отвесной каменной преграде. Лошадь свернула влево. Колёса застучали и запрыгали по камням. Меня охватило холодом и сыростью. Оторвав взгляд от неприступной каменной громады, я снова увидел реку, поднимавшую белый пар.
— Ещё речка! — воскликнул я, вертя головой.
— Это уже река, — сказал отец. — Зуша-матушка. А рыба-то как бьётся?
— Пап, а это стенка?
— Это не стенка — Караулова гора.
Здесь вдоль каменного отвеса тянулись узкие тропки. Мать пошла пешком по самой натоптанной. Наша дорога то заходила в реку, шелестела в колёсах вода и хрустели под железными ободьями камешки, то снова выходила на тряский каменистый берег. Во многих местах тропинки и дорогу перерезали ручейки. Из горы били родники. Вода стремительно неслась по жёлтым камешкам в речку. У родника отец остановил лошадь, заставил её ещё попить речной воды, напился сам из большого родника, над которым лежала чёрная дубовая доска.
Отец лёг на камни и пил.
— Кружка есть, — сказала мать, — что так-то пить?
— Так вкуснее, — ответил отец, обтирая рукой губы. — Сын, ты попьёшь?
— Ага, — согласился я и слез с телеги.
Камни были холодные и колючие. Я прокрался к роднику, по-отцовски лёг и погрузил губы в воду.
— Смотри, не много пей — простудишься, — предупредила мать.
У меня поскользнулась на гальке рука, и я всем лицом до ушей окунулся в ледяную воду. Я быстро вскочил на ноги, чихнул и стал обтираться подолом рубахи.
— Будь здоров! — рассмеялся отец. — И попил, и умылся. Разом два дела сделал. Чистым по городу поедешь.
