И только тебе моя душа впору. Как кольцо. Как Золушкина туфля. Меня выточили из твоего ребра.
Не бойся, моя радость, мое подернутое пеплом сердце, я не перегорю.
Это пламя внутри, от которого меня второй день бьет дрожью, оно просто уймется и будет гореть ровно. Просто пока оно так радуется, что ему дали возможность жить и гореть. Оно еще очень молодое — это пламя. Оттого буйное. Оно еще не знает — как надо. Но оно способное и быстро научится.
Лика».
* * *
«…Сегодня проснулась со вспухшими губами, будто целовалась всю ночь… но всю эту неделю до следующего понедельника сплю одна. Так раньше было с губами, до замужества, когда снится поцелуй, просыпаешься, а губы алы и усталы, как будто в поцелуе засыпала, а не приснился этот поцелуй. Я вчера вдруг поняла: ведь ты, по сути, женат. „Гостевой“ гражданский брак — все равно брак. То есть я же знала всякие детали от тебя, но как-то они провалились куда-то. Ты есть. Ты заслонил собой все. Бредила только тобой, забыв обо всем. А теперь вот декорации и действующие лица выступили из темноты — и нельзя их не видеть…
Я попозже еще напишу, если смогу.
Если вдруг я не смогу справиться с собой до дня твоего рождения (послезавтра), то, наверное, надо предупредить тебя, что в воскресенье тебе домой принесут одиннадцать светлых роз от меня. Посыльный должен быть мужчина. К букету будет приложена карточка.
Если тебя не будет дома, цветы оставят у двери. Если тебе нужно придумать версию объяснения, у тебя есть время. Прости».
* * *
Через два часа, стараясь успеть до того, как он прочтет и ответит, написала:
«…Гор, хороший, если ты прочитал то, другое письмо первым, прости меня за него, хорошо?
Струхнула, спряталась, написала тебе и отключилась, как сознание потеряла.
Очнулась через два часа. Так что „переболела“ я свой „шок“ во сне. Тебе, наверное, не понятна вся эта пугливость моей души, да? Не вдумывайся, это женская избыточность.
Ты любишь „Доктора Живаго“? Я очень люблю. Помнишь, как ни отводила их жизнь друг от друга, судьба укрыла их в себе хоть на какое-то время? Тьма не совсем тьма с того момента, как мы увидели друг друга.
Радость моя, созвучие мое, „сто лет подпираешь ты небо ночное плечом“.
Фонарщик проснулся ли, нет ли — обойдемся без него.
Ты — есть.
И вот, я думаю, скорее всего, никто не обратит на нас внимания, потому что этих вибраций большинство людей не улавливает. Так неслышим всем ультразвук.
Мне нельзя давать твой телефон, мальчик мой умный и нежный. Просто нельзя. Потому что я дурочка, я не умею думать. Особенно сейчас, когда растворилась в тебе всеми мозгами малыми моими.
