— Нет, — сказал фотограф.
Немец закивал энергично и принялся втолковывать подруге что-то еще.
Он предлагал сделать выставку в Остенде, в Бельгии. У него там друг — французский галерейщик, талантливейший бизнесмен, гей, большой умница. Фотограф поедет с женой, полный пансион, хороший процент с продаж работ, возможны контракты на будущее. Это предложение-было принято.
Ушлая галерейщица позвонила на следующее утро и, превозмогая зависть, сказала:
— Надеюсь, ты простишь мне, что кинула тебя с ретроателье в девяносто седьмом? Юридически все было правильно, в бизнесе зевать нельзя.
Фотограф молчал.
— Этот немец, с которым я тебя свела, — золотое дно. Он никогда не ошибается. Можешь считать, что теперь ты в шоколаде. Мы квиты.
Фотограф с женой летели в Брюссель бизнес-классом. Билеты были доставлены на дом курьером «Люфтганзы».
Поедая тепловатый самолетный обед, фотограф заметил, что желудок не болит. Он выпил водку из маленькой бутылочки, закурил. Взял жену за руку, переплел пальцы, потрогал ее гладкие без лака ноготки. Потом уставился в иллюминатор. Облака были полны ожиданий. Усмехнулся: «На мой век работы хватит».
После выставки в Остенде он подписал несколько контрактов. Пару раз слетал полюбившимся бизнес-классом в Амстердам.
Потом, много лет, он летал на свои выставки только первым классом, — жена говорила по-английски и переводила ему все, что нужно.
Годами созерцания, смирения и прощения он обрел свой взгляд на вещи. Теперь люди платили за то, чтобы видеть привычное его глазами. И таких людей становилось все больше. Но его это не радовало. Он предпочел бы, чтобы люди сами смотрели и видели, слушали и слышали, думали и понимали.
* * *
Все это было еще до писем, до Эры писем.
А в том, Первом Сохранившемся Письме, я писала ему о себе:
«…Учусь в академии по специальности „философия-богословие-религиоведение“.
Заочно, четвертый курс.
Это такое переплавительное образование. Меняет изнутри очень сильно. Три года там — метаморфоза для меня необратимая. Но больно дается, как и любые изменения личности…
Скажите, общаясь с человеком, Вы делаете поправку на то, что он может быть неискренен? Знаете, я всегда озабочена тем, чтобы сказать самую исчерпывающую правду (ну если она никого не ранит). Но я заметила, что люди тратят неимоверное количество сил, стараясь представить себя в ином свете. Помню, давно, в отрочестве, я тоже так делала, но это страшно изнуряло и пачкало, и я забросила эти представления и просто отошла в сторону от людской ярмарки. Мне спокойно жить так — отшельником в миру.
