Сваренные пельмени лоснились на блюде горделивыми округлостями, масло золотисто таяло, ледяная водка потела от такого соседства. Кормил жену, угощал гостей. Гости блаженно урчали от этого фейерверка во рту, но он сам, пробуя, ворчал себе под нос: «Пельмени — дерьмо, ну ничего, вот я другую муку попробую, мясо надо было проверить, и еще…».
Однажды он поднимался по лестнице к себе на шестой этаж. У него выпала зажигалка между третьим и четвертым. Наклонился за ней. Лестничные площадки были выложены старой плиткой, черной и бывшей белой, в шахматном порядке. Он взял свое дешевенькое огниво, упавшее на черную плитку. Под зажигалкой обнаружилось старое неровное пятнышко синей краски. Взгляд фотографа выцепил синий глаз черной рыбы. Он зачарованно оглядел пол.
Призраки рыб, скользящие в вестибюлях дворцов Атлантиды, меж водорослей и колонн утраченных зданий…
Он снимал с сильным увеличением. Каждая плитка исповедалась ему, повестнула о своих трещинках, потертостях, изломах, сколах.
Когда с плитками было все выяснено, заметил, как бесприютны старые чугунные батареи в подъезде. Темно-зеленая бугристая кожа краски обтягивала их ребристые скелеты, они тлели теплом из последних сил. Он смотрел на зеленую батарею, притулившуюся к зеленой же стене, и поражался их вынужденному родству. Сказал: «Сейчас, потерпите» — и умудрился снять их по отдельности и представить друг другу вновь.
Потом он снял то же с сильной задержкой — на снимке батарея получилась с «аурой». Чугунный инвалид лучил долготерпение неживой материи на снующую мимо жизнь.
Весь день он ворожил над получившимися картинками, вселяя в них ему лишь ведомые мыслеформы. Отпечатанные изображения устилали пол в гостиной без остатка. Знакомая галерейщица, забежавшая на кофеек, осторожно обходила матовые листы, смотрела, трогала, молчала. Потом достала телефон, выбрала номер. «Приезжай к Озименкам. Сейчас же. Ты должна это видеть».
Подруга подкатила довольно быстро. Не одна. С ней был немец, в легком подпитии. Немец, худой и нервный, вцепился глазами в «батарейную» серию. Смотрел, тряс головой, что-то бормотал. Потом начал хватать «рыб» напольной плитки. Потом заговорил с подругой, возбужденно, но негромко, что-то втолковывал ей. Подруга, уяснив, наконец, о чем речь, обратилась к фотографу:
— Он хочет купить все, вместе с правами на публикацию и копирайт. Задорого.
Фотограф беспомощно оглянулся на жену. Эта женщина была условием его существования. Она была любовь, вкус, запах и смысл жизни. Она делила с ним бедность, обманутость, непризнанность. Два взгляда встретились и обменялись сигналами.
