Но нет… Твои руки — наваждение скульптора — тяжелы. Пальцы левой давят висок, а правая опустилась вдоль тела.
А мои камни уже летят тебе в голову.
И долетают. Больно.
Мне страшно. Объяснить ничего невозможно. Так страшно и виновато бывает только в детстве. Но там можно было зареветь, спрятать лицо в маму и отдаться сладким всхлипам и возвращению назад, в невиноватость.
Я смотрю тебе в спину. Но говорить не стану.
Ничего не написал с тех пор.
Чувствую, что это конец.
Статью свою он получит, уже начала писать. Я, правда, хорошо напишу. Он достойный человек. Труженик.
И все. Вряд ли я смогу ему чем-то помочь. Если только он сам не прильнет назад, но это вряд ли. Его надо выковыривать, выманивать из створок раковины.
Я не стану. Не стану. Не могу. Боюсь.
* * *
«…Наверное, Вы не ответите на это письмо, Игорь.
И это будет правильно.
У меня уже стерлась фантомная ярость, толкнувшая меня написать то злое последнее письмо. И больно уже не оттого, что я восприняла Ваши слова как диссонанс. А оттого, что обидела Вас. Но наверное, это хорошо, что все так завершилось.
Потому что… не знаю, не могу сформулировать — почему. Я читаю Ваши книги, чтобы написать статью, и думаю: „Ну как я могла так Вас обидеть, как могла“. Но вот смогла…
Прошу Вас, даже если Вы не скажете ничего в ответ, простите меня напоследок.
Лика».
* * *
«…Пусть все будет как будет» — так, кажется, ответил он. Значит, так надо. Кому, зачем — не мне судить. Надо, и все.
Параллели все-таки не пересекаются. Это иллюзия… Все на свете — иллюзия…
Ах нет, эта иллюзия держала меня за горло, творила во мне кровь ртутного цвета, гнала пальцы по клавишам:
«…Игорь.
Хороший, безумно дорогой человек.
Мое состояние совершенно дикое, если Вы хотите это знать.
В компе нет Ваших фото, но есть в книге.
Я вчера гладила Ваше лицо и плакала. Вы не чувствовали, Вы уже спали давно.
Я пыталась отстраниться оттого, что чувствую к Вам, чтобы написать статью, но это пустая затея.
Начала писать с вдумчивым профессионализмом, и тотчас меня унесло в Ваш мир, в Ваше сердце, мысли, образы.
Разве Вы не видите, как написана эта статья? Разве там есть отстранение?
Я себе твержу, что после того, как Вы холодно и твердо ушли в последнем письме, не пожелав вникать в мои яростные жалобы, мне не вернуть ничего. „Не стоит унижаться, — говорю я себе. — Но унижение — такая мелочь“.
Знаете, я, как только вернулась домой, схватила ноутбук и не выпускаю из рук. На все обращения ко мне мычу „угу“ и пытаюсь на клавиатуре выстукать Вас, как заключенный выстукивает в стену соседней камеры, ищет живую душу. Чувствую себя маньяком, загнанным в одну мысль.
