Мне хорошо идти по пустому городу, запивая холодный воздух горячим шоко, не глядя на редких прохожих.
Может, я не люблю людей? Меня не тянет на улицу днем, когда город дышит ртами тысяч пешеходов.
Может, я больна человеконеприятием?
Или из-за того, что мне отказано в обществе одного человека, все остальные перестали иметь значение?
НЕТ! Я знаю, почему так!
Это оттого, что каждый человек представляется мне громоздким. В его голове космос и хаос берут верх попеременно. И взаимодействовать с любым из людей мне представляется огромным напряжением, а у меня совершенно нет сил, я понимаю: начни я вникать в чужой космос, моя душа начнет перетекать в него, и может наступить непредсказуемая реакция — отторжение, взрыв, свертывание, окисление…
И неминуемая боль при отдаче…
Я не умею общаться на уровне слов. Может, надо научиться?
Нельзя беспрепятственно прозревать прямо в сердце человеку и видеть не слова его, а шрамы, нарывы, кровоподтеки. Нельзя стремиться рельефом своего сердца повторить неровности чужого. А почему нельзя? Если это естественнейший из порывов всей моей сознательной жизни? Даже не помню, пробовала ли я жить по-другому…
* * *
…Сегодня подружка сказала о своей маме: «Она такая выдумщица — покупает обычное молоко, наливает его в старую крынку, чудом уцелевшую, и опускает в крынку силиконовую лягушку (где-то в загранке купила игрушку)». Я подумала: как силен импульс к креативности! Ведь эта женщина делает инсталляцию, стилизацию под деревенскую жизнь. Тоска по природе? Чистоте? Прошлому, когда все было иначе? Воспоминания о более древней женщине рода?
Подумала еще: с такой женщиной нескучно прожить всю жизнь…
Утром проснулась с мыслью об этой силиконовой лягушке в деревенской крынке с пакетным молоком, и осенило: это макет моей жизни — ничего настоящего, ничего, что можно назвать подлинно аутентичным, моим, из меня происходящим — ни семьи, ни работы, вот разве что буквы…
Буквы…
Честно говоря, письмо умной подруги было письмом к самой себе. Моментальное чудо e-mail…
…Когда я написала Игорю, что спутала влюбленность с процессом душевных вливаний, он оскорбился. Молчал почти сутки. Потом сказал, что чувствовал ко мне огромную нежность, что была некая мелодия, которую мы играли. А я взяла вдруг контрабас, заиграла не в тему, и мелодия погибла…
Наряду с пониманием того, что я не влюблена, я продолжала его ощущать сверхъестественно. Ну, когда письмо приходит, тональности всякие…
