У Вас было много женщин. Но хоть одна была ли? Бедный мой царь Соломон… И та, что есть, тоже не утоляет…
Но точно знаю, что у Вас сфера любви не закрыта, не исчерпана. Вот увидите, все еще будет. И возможно, острее, чем когда бы то ни было.
Вы говорите, что я очень добра и что нельзя всех судить по себе.
А как надо думать о людях? Хуже, чем о себе? Лучше, чем о себе?
Я стараюсь использовать подход: „Не судите никого никак“. Ты просто принимаешь человека, каким он есть. И тогда бонусом тебе его нежданные хорошести. Ну и штрафом тебе же его нежданные пакости. Суть в том, что ответственность за свое впечатление о другом ты возлагаешь на себя. Не на него. Наверное, меня за это все и любят, что я им в вину не вменяю собственных разочарований…
Для меня в общении с людьми, Игорь, самое опасное — это уловить такую сверхтонкую идентичность… Боюсь этого. Могу влюбиться. Поэтому всякие альтернативы придумываю: то удочерение, то братание. Плохо то, что там, где женщине для сближения с мужчиной нужно проделать путь и понудить его пройти участок по тому же пути навстречу, мне достает одного легкого шага. А дальше?..».
* * *
А дальше пришло его письмо.
К письму прилагалось фото.
Весь день помогала мужу собираться в двухнедельную поездку. И каждые полчаса проверяла почту. Потом решила, что воскресенье и он напишет мне только завтра, на работе. Перед самым выездом в аэропорт проверила почту в последний раз. Письмо.
Сначала увидела лицо. Руку. Вновь ощутила мягкий удар в грудь. Изнутри.
Никогда. Никакие. Фотографии. Не действовали. На меня. Так.
Я заплакала.
Сережа встревожился, решил, что из-за него плачу, что уезжает.
* * *
«…Игорь, здравствуйте.
Вот опять плачу — воздействие Вашего лица.
Лицо это я люблю, глаза… Глаза. На тот снимок первый, присланный Вами, я боюсь смотреть. Вы там живой. А на этом — совсем живой. Мне нельзя на Вас смотреть. Нельзя. Нельзя. Нельзя.
Тонкая кость. Тонкие нервы. Вы весь — струна… не надо Вам быть брутальнее. Не надо.
Все, что Вы пишете о Ваших женах, так понятно…
Ужас, мнилась любовь и нежность, а наяву — чужие люди, отношения, связи, чужие дети… Но дети вырастают, а? И Ваша женщина-уик-энд перестанет однажды мстить за неполное включение ее в Вашу жизнь, не будет топорщиться, мелочиться и войдет в прекрасное женское смирение. Потому что на самом деле покоряться такому, как Вы, — радость большая, чем манипулировать.
Она однажды это поймет, нет?
Вы бескомпромиссны настолько, что уже не любите ее? Или количество боли превысило допустимые пределы и выжить можно, только разлюбив?
