Буквенный угар | страница 37



Все произошло быстро, роды были вторые, и боль была вполне сносной.

Акушерка быстро замотала кричащую девочку в кукольный сверток и, оглянувшись, нет ли поблизости доктора, ловко приложила ребенка к моей груди.

«Пусть поест своего», — пробормотала.

Маленькие десны четко знали, что делать, крохотный насос заработал с восхитительным ритмом. На красненьком личике читалось блаженство.


Мне тоже было кайфово. Такое чувство возникало потом только однажды, когда я впервые попробовала абсент.

Этакое благодушно-грустное расширение души и сознания…


«Хорошая девочка, четыре кило, пятьдесят два сантиметра», — похвалилась акушерка.

«У кого девочка? — подумала я. — Роддом же закрыт, я тут одна, а у меня должен быть мальчик».

«Только пересидела малёхо, „гармошки“ на пальчиках и на пяточках».


Я перескочила через выдох и вдохнула дважды. Значит, у меня родилась девочка. Не мальчик. Девочка. Мальчик у меня не родился. Родилась девочка. «Интересно, — подумала я, — опять девочка». И уснула.


Девочка словно подслушала мои мысли. Года в три мы впервые спросили ее: «Что тебе подарить на день рождения?» — «Грузовую машину», — сразу ответила она.

Маленькая ужимка судьбы. Ее принимали за мальчика первые восемь лет, стоило надеть шорты или джинсы вместо платьев-сарафанов.

Но потом вдруг, лет в десять, в преддверии касания луны, нежное нескладное личико осветилось женственностью.


Однажды мы пришли на утренний детский спектакль. В фойе пожилая дама наблюдала за моей девочкой и, улучив момент, обратилась ко мне: «Вот ведь девочка некрасивая — а глаз не отвести, так хороша!».


Она и впрямь такая — глаз не отвести.

Каким-то крылатым изгибом посажены ресницы.

Какой-то неуловимый трепет мерцает под очень белой кожей.

Так мило и неровно складываются губы, как у пухлого младенца во сне.

Нос — вот тут самое интересное. Нос бесформенный, как испеченная до истомы картошка. Но из-за него это личико хочется рассматривать без конца, чертя траектории от синих глаз к нежным вискам и вниз — к умилительному носу, и удерживать себя, чтобы не чмокнуть его тут же.

Первая ее школьная любовь, Митя, говорил: «У тебя нос как котлета, его хочется съесть».

Так странно с этим Митей — самый был популярный мальчик в десятых классах, девочки бросались на шею и тащили в постель сами, соперничали за право переспать с ним. «Я трахалась с Митей» — это заявлялось барышнями гордо и вызывало немедленную зависть.


Митя запал на мое нескладно-нежное пятнадцатилетнее дитя сразу же, как перешел к ним в класс. Сел за соседний стол и весь урок просидел боком к училке, не сводя глаз с пленительного лица.