Чувства — такая страшная реальность, которая не сгинет по мановению мысли. Полное бесчувствие, настигшее в середине жизни, вновь возвращало в начало декартовой системы координат.
На пересечение двух осей разума и чувства.
На пересечение двух влияний, двух воль.
Попросту говоря — на крест…
Игорь впал в отчаяние. Замолчал. Долго не писал.
Мне удалось взять у Сережи обещание, что он отпустит меня, если я полюблю.
Обещания… Кто-нибудь их исполняет?
Я не могла сказать ему, что уже полюбила. Кто на этой земле поверил бы в такое: полюбила человека, которого ни разу не видела?
Черным, пропитанным пеплом пальцем
проведу от середины лба до ямки меж ключиц,
на лице останется полоса
для скальпеля.
* * *
Конечно же Игорь написал мне.Не выдержал. Прислал в письме цитату из «Жюстин» Лоренса Даррелла: «Я знал: постель для нас была лишь малой частью той буйной оргии сливающихся душ, которая, что ни день, пускала свежие побеги и все сильнее оплетала нас зеленью. Как мы говорили!.. Мы говорили, и мало-помалу сближались наши тела, пока не соединялись руки, пока мы не приходили в себя — только что не друг у друга в объятиях; и причиной тому была не просто чувственность, привычная болезнь всех влюбленных, — просто так нам было легче, как будто телесная близость могла хоть немного смягчить боль от погружения в недра души.
Конечно же это самая несчастная форма любви из всех, на какие только способно человеческое существо, — отягощенная чем-то столь же изматывающим душу, как пресловутая грусть после соития: примешанная к каждой ласке взвесь в чистой воде поцелуя».
* * *
О, конечно, я напишу тебе. Потому что больше писать стало некому. Пока я не увижу тебя, пока не добуду пера жар-птицы — мне нельзя говорить о том, что я люблю, и требовать поднять врата и опустить мост надо рвом.
«Возлюбленный мой… лучше десяти тысяч других».
Ты не просто смел, ты отчаянно смел.
Ты, как вулкан, содержишь в себе лаву, носишь в душе жидкий огонь, извергаешь его, творя восхитительное, устрашающее шоу.
Шоу феерически переполненной болью души.
От пепла, осевшего в твои тексты, твои вещи делаются плодородными и питают многих и многих.
Еще — твоя душа тоскует по полету, как трепещущий на ветру шелковый флаг…
Порой мне кажется, что ты жаждешь мучений, как вызова, на который у тебя готов разительный ответ…
И готов бункер, куда ты скользнешь и закроешь за собой бронированную дверь.
И эта отчаянная решимость не даться никому на поругание не может не восхищать, несмотря на всю наивность попытки…
