«Кто мы друг другу?» — думает Лика.
«Как она может уйти?» — думает ее муж.
Они приходились друг другу четвероюродными родственниками. Седьмая вода на киселе. Но фамилии были одинаковые. До свадьбы. Ну и после тоже, конечно.
Лика думала об этом причудливом сплетении генов и судьбы. Вспомнила вдруг сюжет из давно прочитанного «Александрийского квартета». Сюжет, где писатель из всех женщин света любит лишь свою слепую сестру. Любит с юности истово и инцестно. Оба скованы порочностью этой любви, оба счастливы и прокляты…
«Мы друг другу — брат и сестра, — думает она. — Я люблю его, как сестра. И то, что мы женаты, — загиб судьбы. Мы просто прячемся друг в друге. Но я не могу больше жить в укрытии. Я выйду наружу — и будь что будет. Двадцать лет я жила чужую жизнь, создавала какой-то натужный мир. На удивление, мир вышел чудо как хорош, зрители довольны, обитатели счастливы. Но где я? Где мое место покоя? И время любви?»
— Я не верю, что ты меня не любишь, — говорит ее муж, глядя на бликующую воду.
— Я люблю тебя, как сестра. Понимаешь? Все эти годы я любила тебя, как брата. Нежно. Заботливо. Сострадательно. Мы просто не хотели знать разницы. Нам обоим нужна была хоть какая-то любовь. Любовь, как ограда от всех.
— «…сестра моя, невеста», — цитирует он Песнь песней, глядя с горестной нежностью.
— Я буду скучать по тебе, — гладит она его по щеке.
Он сдавливает ее руку, приникает губами к кисти.
«Не отдам, — думает, — бред какой-то. Просто она не в себе. Ищет непонятно что. Кто будет ее любить больше, чем я?»
Они повернули к дому.
— Ты ничего не знаешь о моей жизни, ничего, — говорит вдруг Лика. — Ты ничего не знаешь обо мне. Я жила так, чтобы ничем не беспокоить тебя.
— Я не понимаю. При чем тут беспокоить?
— Ты знал, что я три последних года любила твоего друга?
— У вас что-то было?
— Смешная снайперская реакция. Нет. У нас ничего не было. Кроме слов признания и признания невозможности этой любви, потому что ты — друг, а у него — семья, ты же знаешь. И еще потому, что у нас с ним было одинаковое кредо «Человек для человека — святыня». И потому было три года пыток, а потом мы переехали на другой край страны. И год я выздоравливала.
— А теперь? Ты еще его любишь? — Он словно не удивился. Жизнь вдруг обратилась в чудовищную фантасмагорию. Отовсюду вылезли колдовские ядовитые цветы, из цветов тянулись щупальца — к глазам, к горлу…
Он видел, конечно, видел, как Лику воспринимают мужчины.
