А женщина снова поравнялась со мной и почти вплотную приблизилась (вся четкая рисованность лица — мне в глаза), и я успел разобрать ее шепот:
— Сейчас они выйдут… Не трогайте… Сейчас…
Женщина заспешила дальше, то отнимая палец от губ и словно бы грозя кому-то по-матерински, то опять поднося руку к лицу и вышептывая при этом одни и те же слова.
А старуха, ни к кому не обращаясь, говорила:
— В самый, самый дом кинуло… Так и взялось все прахом… Без огня, без полымя…
Я сразу же невольно подумал о вчерашних бомбардировках и о том разбитом доме, одна из стен которого так не хотела падать. Но видел уже чуть в стороне, за невысоким частокольчиком, совсем свежие развалины. Над всей их бесформенной красно-серой грудой еще вились пыльно-дымные облачка.
И я понял, что старуха говорила о них.
А там, где металась женщина, в самом центре образованного людьми круга, лежала большая гуттаперчевая кукла. Она была вся в гари и бурой пыли, — ее, видимо, забросило сюда той же взрывной волной.
Женщина кружила возле куклы, никого не подпуская к ней, и все повторяла, остерегая:
— Не трогайте… они выйдут… сейчас… сейчас…
Возле куклы, как и далеко вокруг, виднелись куски кирпича и штукатурки, щебень, пепел, сбитые с деревьев листья и ветви.
Над станцией (а думалось — и над всем миром) по-летнему светило солнце, и в эту дневную ясность там и здесь поднимались черные дымы.
Но чернее черного во всем окружающем были, чудилось мне, утратившие осмысленность зрачки женщины.
Лица людей, смотревших на нее, стали вдруг чем-то одним-единым: одной теменью в широко раскрытых глазах, одной тенью растерянности, ужаса и боли…
«Ты сам, — говорил философ, — только в себе самом…»
Не спорю.
Но в какие русла должна хлынуть такая вот сверхчеловеческая боль?! Какие берега ей нужно затопить и по каким пространствам растечься?..
— Сейчас они, сейчас… не трогайте…
А рядом, сама для себя, причитала старуха:
— Тронулась… Ой, тронулась она, бедная…
Все остальные не произносили ни слова.
И все вокруг — ни земля, ни небо — тоже, казалось мне, не содержало звуков.
Никто ни на что не решался, люди стояли оцепенев.
Но вот внезапно появившийся откуда-то пожилой, в штатском, мужчина отделился от толпы и, подождав, пока женщина развернется к нему лицом, двинулся ей навстречу.
Вот женщина уже близко, вот она в одном шаге… Мужчина протянул к ней руки, что-то мягко и просительно говоря. Я расслышал только:
— Милая… успокойтесь…
Женщина набежала на него, как на незамеченную преграду, и дико, пронзительно вскрикнула. А мужчина уже обнял ее за плечи, сдерживая и уговаривая, и пытался увести с собой… Но женщина с новым громким криком рванулась из его рук, тут же остановилась на миг, погрозила перед собой кому-то невидимому пальцем и опять заметалась у гуттаперчевой куклы.
