Анна на крыльцо, а бабка Кислениха с косой во двор. Издали шумнула:
— Вели, девонька, хозяину, чтоб и мою косульку маненько поклепал.
Кислениха со двора. Варвара Сорокалетова с двумя косами…
Встали рано-рано: еще солнышко не вылупилось. И от завтрака, предложенного матерью, отказались.
Мать подала вещмешок с харчами, проводила их до калитки, перекрестила со словами:
— С богом, детки… Нюра, помни мой наказ: на мужика не больно наседай. Сама проворней шевелись.
У Ефимки — вещмешок, две косы на плече, у Анны — грабли, бидон с молоком, туесок под ягоды, под первые грибки. Шли проселком через ржаное поле. На солнце-восходе шибко разрумянилась полоска неба, вот-вот выкатится светило и обласкает землю своими лучами. Пробудились жаворонки и такими чистыми, переливчатыми, отрадными трелями приветствовали их из поднебесья, что Анне хотелось ответно запеть: как чудесно, что они муж и жена, что идут рядышком одной дорогой, что никто им не мешает, одни, что впереди работа и целый день жизни… День?! Вся жизнь впереди!
Рожь вытянулась в струнку, дружно выколосилась, поверху отливала сталью, глазу было приятно видеть это поле, сбегающее по изволоку в сторону хвойного леска, речки Покши.
Было тихо. И только когда Ефимко поправлял на плече косы, они, задевая одна о другую, легонько звякали. Дышалось легко, свежо, во всю молодую грудь, запах ржи смешивался с запахами росы, цветов, хвойного леса, воды — сразу за холмом текла речка. Дорога плотная, не размята в пыль.
От текучего рассеянного света чаша неба теплела и все ширилась, ширилась. Ждали, а прозевали: взошло солнце и брызнуло так напористо, ослепительно, что они на миг зажмурились, остановились. И Анна, воспользовавшись этим, спросила Ефима:
— Ты о чем думаешь? Признавайся!..
Он повернул голову, поглядел на нее удивленно. Вслух же ответил:
— Смешная ты, Анна. Да ни о чем… Вот иду. И ты — рядом. И мне хорошо.
Она поставила бидон на сиреневую дорогу, с засветившимся лицом шепнула:
— Хочу тебе что-то сказать…
Он наклонил голову, подставив ухо, она быстро закинула руку ему на шею, решительно повернула лицом к себе, чуть привстала (он был выше ее на голову) и припала к его губам. Он вздрогнул, левой рукой-культей придержал ее, ответил с усладой на ее поцелуй, и поцелуй получился долгим, горячим, обещающим, а когда она оторвалась от него, весело, шумно выдохнул:
— У-ух ты…
