— Сказать-то скажу, да не больно я речиста.
— А как скажется, так и ладно.
Они неспешно шли леском, и Завьялов развивал свою мысль дальше:
— Я в Бычиху съезжу, с двумя-тремя беглецами в городе повстречаюсь, не всем же им там — мороженое с пирожным, и скатерти-самобранки, ручаюсь, не у всех, иные, может, и вернулись бы, да стыдно… Словом, сделаю полную разведку… Теперь каждому ясно: всем миром нужно поднимать сельское хозяйство. Ну, куда годится: идет посевная, каждый час дорог, о дне уж и не говорю! — тракторист поругался с бригадиром, из гонора подает заявление, и его отпускают. А ведь это — дезертирство!.. Так хозяйствовать нельзя! Вот и давай поставим вопрос на сессии. Иван Саввич поддержит нас. Уверен.
Ее муж, Ефим Мукасеев, умер прошлым летом. Умер в тихонов день: глохли, тишиной настаивались леса, опушки, береговые ивняки, птицы спели все свои песни, угомонились; лето въезжало в спелое желанное раздолье; по всей округе закипали горячие сенокосные деньки. Тут уж не зевай, разворачивайся сам, а коли есть подмога — вызывай. Анна написала короткие приказные письма Геннадию и Серафиме — непременно быть в субботу и воскресенье в родной деревне.
Солнечным полднем деревню взбулгачил истошный, какой-то жалостливый коровий рев. Встревоженная, Анна выбежала за ворота: не должен был Ефимко гнать скотину на ферму. «Может, убежали коровы, проклятые оводы да слепни зажалили. Нет, от реки в палящий зной их кнутом не отогнать». С высоты откоса, подождав, она увидела, что поднималось не все стадо, а лишь треть его, коровы ревели. Ефима не было. И за ближним поречным леском не слышалось, чтобы муж бабахал кнутом.
Ее охватила тревога. Кинулась в дом, из ящика стола схватила лекарство и — бегом. К речке. В выпасные луга.
И сейчас хотела бы вспомнить, как проворно, молодухой, летела болотом, осокой, речным берегом, вся в запале, в тревоге; о чем думала, что видела тогда, не смогла бы рассказать. Одна мысль гнала: только бы с ним ничего не случилось… Волосы растрепались, глаза заливало потом, мысли в голове путались, в ушах звенело.
Проскочила как угорелая, царапая руки и лицо, молодой ельник и у Митрофановского переброда на широкой луговине увидела стадо. Поискала глазами — нет пастуха. Обычно он или сидел на высотке, чтоб все стадо было перед глазами, или стоял, или медленно переходил с места на место. Не сбежала, а скатилась под уклон, Коровы встретили ее мычанием. Тут росли три высоких, кудрявых, остролистных ивы, аж до середки речки отбрасывали тень.
