Поначалу хоккеисты дружно пытались изложить финал новогодней ночи, так сказать, в собственной редакции, согласно которой пьяный самбист неожиданно и — главное — немотивированно напал на них, когда они спокойно расходились по домам. Однако из этой попытки ничего путного у них не получилось. Пострадавшая супружеская пара и люди из очереди у автобусной остановки дали исчерпывающие свидетельские показания, все стало на свои места, следствие не заняло много времени, и материалы уголовного дела были направлены в суд.
Между тем Николаев только на одиннадцатый день пришел в себя; в ближайшие недели его жизнь продолжала висеть на волоске, а затем состояние постепенно улучшилось, опасность миновала, и врачи заслуженно гордились тем, что выходили в полном смысле слова безнадежного больного.
Все работники треста были глубоко возмущены происшедшим, и наиболее активные из них, во главе с Канаевой, составили коллективное письмо в суд и в прокуратуру. Под ним подписались то ли семьсот, то ли восемьсот человек, и он, Громобоев, тоже подписался. А Воронин не захотел. Когда Канаева пришла к нему, Дмитрий Константинович ознакомился с текстом и сухо сказал: «Зря приплели сюда некоторые вещи. К чему, например, требовать расстрела виновного, если по закону за данное преступление не предусмотрена высшая мера наказания? Вот здесь и здесь тоже ерунду сочинили. Все это не имеет никакого значения, а звучит выспренно… Хотите — отправляйте, дело ваше, а подписей и без моей больше чем достаточно».
Когда началось слушание дела, попасть в здание суда было практически невозможно. Еще бы, судили чуть ли не самых известных в городе людей, а основной обвиняемый, ударивший Николаева жердью и затем топтавший его ногами — центральный нападающий, мастер спорта Пашка Мордасов, был кумиром местной молодежи, поскольку три сезона подряд занимал почетное место среди бомбардиров своей лиги по числу заброшенных шайб и результативных передач. В ходе судебного следствия разгорелась ожесточенная баталия между представителями обвинения и защиты по поводу превышения пределов необходимой обороны, допущенного потерпевшим Николаевым, и непродолжительный бой местного значения из-за того, кто же должен быть признан нападавшей стороной. Два адвоката пытались склонить суд к тому, что действия Николаева и характер травматических повреждений, полученных их подзащитными, якобы свидетельствуют не в его пользу.
Сидя на скамье подсудимых, хоккеисты, вероятно, впервые в своей жизни вели себя тише воды и ниже травы. Двое из них были в гипсе, а один — на костылях, из-за чего они не без оснований рассчитывали на сочувствие и снисхождение, хотя общественное лицо каждого из них, мягко говоря, оставляло желать лучшего. Ни один из шестерки давным-давно нигде не учился, зачинщик хулиганских действий — здоровенный вратарь Ловчиков — третий год числился на первом курсе заочного отделения пединститута, а Пашка Мордасов окончил восемь классов лишь благодаря безграничному либерализму измотанных процентоманией учителей и был в полном смысле слова полуграмотным. Все эти подробности Громобоев узнал от дочки, когда-то обучавшейся в одной школе с местным корифеем и допущенной в здание суда через служебный вход, как внештатный корреспондент молодежной газеты.
