Николаев не успел подняться на ноги, потому что вслед за предостерегающим криком жены — «Игорь!» — в его мозгу взорвалась молния, моментально превратившаяся в два потока искр, через глазницы высыпающихся на мостовую. А потом свет померк. Поэтому он ничего не чувствовал, когда его топтали ногами.
Пока Николаев разбирался со вторым пижоном, парень из первой пары, в самом начале стычки получивший средней силы удар ногой в живот, очухался и, подобрав валявшуюся поблизости жердь, со всего маху ударил его по затылку.
Лихая компания не сумела смыться с поля боя, так как четверо из семи (включая сюда девицу в дубленке) не могли передвигаться без посторонней помощи, причем бугай и парень с бляхой были без сознания. Для транспортировки участников побоища потребовались три машины «Скорой помощи» и лишь одна милицейская, которой по всем признакам надлежало появиться здесь минут на двадцать раньше.
Опытнейшие хирурги городской больницы упорно боролись за жизнь Николаева, ибо его положение было чрезвычайно сложным: две трещины в черепной коробке, в том числе самая страшная — в основании черепа, и травма мозга с признаками кровоизлияния сводили к минимуму шансы на то, что он выживет. К этому добавлялись переломы челюсти, ключицы и ребер, полученные им, надо полагать, уже в бессознательном состоянии.
Утром 3 января Громобоев, знавший в городе всех мало-мальски известных врачей, по просьбе Воронина заехал в больницу, чтобы выяснить подробности о состоянии Николаева, и в вестибюле увидел его родственников. На деревянной скамье с краю сидела бабка — высохшая седая старуха в черном. Невидящим взглядом она уставилась прямо перед собой и шептала что-то невнятное, еле шевеля губами. Мать Николаева с распухшим от слез лицом рассеянно гладила по голове невестку, совсем еще девочку, державшую в руках грудного младенца, а чуть поодаль, кусая распухшие губы, всхлипывала черноглазая девушка, которая, как предположил Громобоев, приходилась Николаеву то ли сестрой, то ли племянницей. Эта скамья запомнилась Ярополку Семеновичу потому, что тогда он вдруг, ни с того ни с сего, представил на их месте свою собственную семью и невольно содрогнулся. Нет уж, не приведи господь!
Через день о ночной драке говорил буквально весь город от мала до велика. Но отнюдь не из-за Николаева и не в связи с его тяжелейшим состоянием. Дело в том, что Николаев, сам того не ведая, форменным образом пустил под откос местную хоккейную команду мастеров, успешно стартовавшую среди команд первой лиги и даже претендовавшую на одно из призовых мест. Все шесть ночных противников Николаева выступали за нее, причем бугай был вратарем, а остальные — нападающими и, как нарочно, основной ударной силой команды, разом лишившейся первой и второй троек. Вместо того чтобы отстаивать спортивную честь города, четверо из них находились в той же больнице с серьезными травмами, а двое других были помещены в следственный изолятор.
