В два прыжка Николаев одолел половину расстояния, отделявшего его от распоясавшихся молодчиков, на ходу крикнув, чтобы они оставили женщину и мужчину в покое и убирались подобру-поздорову. Тут же, не сговариваясь, двое в куртках, до того поддерживавшие избитого, одновременно шагнули ему навстречу.
Николаева не смутило численное преимущество, да и начало схватки было обнадеживающим. Первые двое не ожидали квалифицированного сопротивления и мгновенно оказались лежащими на мостовой. Один из них был оглушен падением на землю после кратковременного неорбитального полета, а другой скорчился на снегу, держась обеими руками за низ живота. Вторая пара, состоявшая из бугая и его ассистента, тотчас отпустившего руки женщины, тоже не доставила Николаеву особых хлопот. Отбросив ассистента резким толчком в грудь, он взял бугая на подсечку и, не давая упасть, в два оборота раскрутил его вокруг оси, после чего расчетливо сместился в сторону таким образом, что фонарная тумба оказалась на траектории головы противника. Раздался глухой удар, и в дальнейших боевых действиях бугай уже не принимал никакого участия.
Словом, перевес Николаева в дебютной стадии был бесспорным. Он, как потом выяснилось, надеялся, что этим дело и ограничится, поскольку принял бугая за вожака группы и решил, что остальные едва ли захотят разделить его участь. Тех, первых двух, он сознательно не стремился разделать под орех, выбрав для этой цели одного бугая.
Но Николаев ошибся: парни оказались настырные, небитые и до того случая не знавшие поражений в любых жизненных ситуациях. И вдобавок ко всему из молодых, да ранних. Самому старшему из них — бугаю — было двадцать три года.
Оба пижона сразу же оставили девицу в дубленке и, немного разойдясь в стороны, начали приближаться к Николаеву. Слева от него, метрах в пяти, бочком стоял ассистент бугая, а сзади, намотав на руку поясной ремень с металлической бляхой, набегал один из первой пары. Таким образом, дело становилось серьезным.
Для использования своего преимущества в технике Николаеву требовалось свободно перемещаться и по возможности нападать первым, не ожидая, пока они навалятся скопом. Ему не хотелось применять боевые приемы, но другого выхода не оставалось. Иначе будет плохо.
Резко бросившись к одному из пижонов, он заметил, как тот напрягся в левосторонней боксерской стойке. Николаев высоко подпрыгнул и, внезапно распрямив поджатую ногу, с силой ударил его чуть выше колена. «Этот готов, — мелькнуло у него в голове, — нога сломана». Но в ту же секунду на Николаева набросился парень с бляхой. Он нанес удар, однако из-за большого замаха взял ниже, чем целился, и попал Николаеву в лопатку. Бляха шла ребром, и Николаева обожгла внезапная боль. Парень по инерции проскочил еще метра полтора и, пытаясь сохранить равновесие, вытянул руку в сторону. Николаев мгновенно дернул его к себе, подножкой перевел за спину, рванул эту руку вниз, чувствуя, как у того лопаются сухожилия и ломается кость в локтевом суставе, и в тот же миг получил сильнейший удар в висок, нанесенный подкравшимся сбоку вторым пижоном. Пытаясь схватить нападавшего за кисть, Николаев пропустил еще один удар и, не желая рисковать, в падении обеими ногами что есть силы саданул второго пижона в пах. В долю секунды глаза пижона вылезли из орбит, и Николаеву стало ясно, что этот тоже вышел из игры.
