— Спасите нас, доблестный рыцарь. Помогите нам с мужем выйти живыми из этого зала. Если Хаген доберётся до меня, не миновать мне смерти.
— Как же я смогу помочь вам? — ответил ей Дитрих. — Мне и самому грозит гибель. Лихие бургунды столь разъярены, что мне впору самому спасаться, а не думать о спасении других.
— Помогите, мой храбрый друг, — просила Кримхильда. — Не то и я, и державный Этцель ляжем здесь бездыханными от вражьих мечей.
Ещё никогда Кримхильда не стояла так близко к смерти.
— Хорошо, я попробую вместе с вами выбраться отсюда. Хотя никогда ещё не видел я, чтобы такое множество витязей пребывали в столь сильном неистовстве. Они бьются, даже когда кровь ручьями бежит из-под их порубленных шлемов.
С тем доблестный Дитрих стал созывать своих амелунгов. Его могучий, как звук охотничьего рога, голос пронёсся над сражающимися и проник во все уголки дворца.
Как только Гунтер понял, чей клич перекрывает грохот боя, то сказал своим друзьям:
— Я слышу, как Дитрих Бернский взывает к своим соратникам. Уж не убили мы кого из его людей? Вот он машет рукою, встав на стол. Боюсь, как бы не захотел он вступить в схватку на стороне гуннов. Прервите бой, бойцы, а я спрошу у Дитриха, что произошло.
Вассалы Гунтера тотчас опустили мечи — все они, как один, были покорны своему королю. И вот что владыка бургундов сказал Дитриху:
— Что случилось, доблестный Дитрих? Если мои друзья причинили ущерб бернцам, я готов немедля возместить его. Извините, если кто нанёс вам невольную обиду — у нас и в мыслях не было причинить вам зло.
— Нет, — ответил Дитрих, — я не видел от вас ничего дурного. Хочу только, чтобы вы позволили мне и бернским воинам мирно покинуть зал. Обещаю, что до самой смерти не забуду вам этого.
Тут в разговор вмешался пылкий Вольфхарт:
— К чему просить, чтобы отперли для нас закрытый выход? Наши стальные клинки срубали замки и покрепче этого.
— Чёрт бы побрал вас и ваши речи! — одёрнул его Дитрих.
— Мы не станем препятствовать вам, — ответил Гунтер бернцу. — А также с вами могут уйти все, кого вы возьмёте с собой. Но гуннам я не дам ускользнуть: слишком много наших людей перебили они сегодня.
Дитрих одной рукой обнял дрожащую от страха Кримхильду, а другой Этцеля и без задержек повёл их к дверям. За ними следом вышли шестьсот его храбрых дружинников.
Рюдегер, доблестный бехларенский маркграф, произнёс:
— Что ж, если вы позволили уйти бернцам, то разрешите и мне покинуть зал. Меж рейнцами и нами нет вражды.
