Всем бургундам пришлись по нраву его слова.
Со всех сторон стекались витязи на просторный двор — каждый хотел показать свою удаль пред королём и королевой.
Далеко разносились громовые удары оружия, Кримхильда с королём не могли налюбоваться битвой.
Взметая пыль, примчались пятьсот храбрых воинов, служивших Дитриху Бернскому. И они все, как один, схватились бы с бургундами, если б их господин разрешил им. У бернцев хватало могучих воинов, но Дитрих знал силу бургундов и, опасаясь за своих подданных, не позволил им вступить в схватку.
Далее подоспели пятьсот бехларенцев Рюдегера. Прикрываясь щитами, во всеоружии, как буря пронеслись они перед дворцовыми стенами, но доблестный маркграф не был рад их появлению. Рюдегер немедля приблизился к своим вассалам и, как мог, вразумил их, объяснив, что рейнцы Гунтера пребывают в большом гневе, и бехларенцам не следует ввязываться с ними в схватку.
Бойцы Рюдегера покинули поле, но на смену им явились лихие тюринги и храбрецы из Дании. Как говорят, было их числом до десяти сотен. Во главе дружины шествовали Ирнфрид и Хаварт. Гости встретили их с надменным спокойствием и, изрубив немало крепких щитов, отразили натиск датчан и тюрингцев.
После брат Этцеля Бледель повёл на вормсцев трёхтысячную рать. Кримхильда, желая сородичам поражения, не отрывая глаз, следила за яростной схваткой.
Рамунг, Хорнбог, Шрутан и Гибих ринулись в бой. С удивительным бесстрашием дрались гунны и бургунды. Обломки копий летели во все стороны от места схватки. Но всё же то была лишь воинская игра, пусть даже и сражались вормсцы с такой отвагой, что от могучих ударов гудели зал и двор. Собравшиеся вокруг зрители громко славили героев.
Смельчаки рубились с таким рвением, что чепраки на их резвых конях вскоре побелели от пота. Но ни гости, ни хозяева не хотели уступать.
Доблестный шпильман Фолькер обратился к соратникам с такими словами:
— Давайте устроим передышку. Вряд ли враг отважится схватиться с нами всерьёз. Если уж они здесь не втянули нас в ссору, то и дальше затевать её не дерзнут. Пока же мы велим отвести наших коней в стойла для отдыха, а как начнёт смеркаться, возобновим турнир. Быть может, вечерняя свежесть охладит пыл Кримхильды и рассеет её злобу.
И едва он это сказал, как во двор влетел некий красавец гунн. Одежда на нём была пышнее, чем на любой женщине — верно, очень желал понравиться одной из них.
— Не могу упустить такого случая, — сказал шпильман. — Посмотрите, как сейчас этот красавчик при всех дамах и девах рухнет в пыль. А если Кримхильда разъярится из-за моего поступка, что нам за дело до того?
