связана с нами через Мусиных-Пушкиных… поэт Михаил Кузмин через князя Гагарина… Мы могли бы через двоих человек дойти до английской королевы, но ректор Академии был для нас недоступен.
Графиня Симонич сказала, что дела наши плохи: «Мальчика из Ленинграда выгонят. Чтобы сохранить жилплощадь в Ленинграде, нужна справка, что он учится, хоть у черта в ступе».
Это замкнутый круг, один из их, советских, кругов ада: если не учишься, то вышлют, но учиться не позволяют.
Графиня посоветовала обмануть, заполняя анкету: написать в графе происхождение «из служащих». Муж Ма в наших беспокойствах не участвует: боится. Интересный у них брак: Ма — бывшая знать, а он — нынешняя, и каждый боится: Ма боится, что меня вышлют, а он — что она попросит у него о помощи.
Оказалось, Цецилия Карловна улыбалась чему-то своему: позвала меня в коридор и бесшумно отворила дверь в одну из комнат. Там мне открылась прелестная картинка: перед большим холстом сидели две девушки (возраста и внешности не разглядел, так как они сидели спиной к двери). Девушки вели линии карандашами с двух сторон, и видно было, что линии у них сейчас сойдутся. На полу лежала собака, довольно крупный дог, как я после узнал, догиня Кинуся, она же Хокусавна.
Догиня зевнула, приподнялась, но Цецилия Карловна прошептала «тсс» и неслышно закрыла дверь.
Сказала мне, что «девочки», ее дочь и подруга дочери, — тоже ученицы Филонова. Я очень сильно смутился: какие же они «тоже ученицы»… Они настоящие художницы, а я пока еще не могу даже называться учеником Филонова, я и был-то у него на улице Литераторов всего раз.
Хотел спросить, как фамилии художниц, но было неловко. Хотел еще посидеть с ней на кухне, но тоже было неловко.
В этой Цецилии Карловне есть что-то необыкновенно уютное, настоящее материнское. Именно так должна выглядеть мама.
Моя мать, наверное, любила меня, раз почти год пробиралась ко мне в Петроград после расстрела моего отца. Но когда вернулась, не стала говорить со мной, так и умерла, не сказав ни слова. Сказала только «слишком много горя». Я теперь понимаю, что она имела в виду: погибла Добровольческая армия, герои России, поэтому она больше не захотела жить. Но тогда я был ребенком, как я мог понять, что она повидала на Кавказском фронте смерть, кровь, госпиталя и ради чего следует жить и умирать. И все перевел на себя: что я ничего для нее не значил.
Но если быть откровенным до конца, то я и теперь думаю, почему она не осталась со мной, почему бросилась за отцом, одержимым идеей реставрации династии Романовых от Тихого океана до Каспия… Либо она не была создана для материнства, либо ей не нравился тот сын, который у нее родился.
