— Каждый город — это обман. Обман сродства. Людям страшно, и вот они жмутся друг к другу, и тем успокаиваются. А случись смерть, и они видят: зря успокоились, не спастись от смерти-то. И что делать? Они выкидывают тебя с твоей смертью из своего города, чтобы ты не отравляла им жизнь, их город больше не для тебя. Город построен, чтобы убежать от смерти, а только убежать-то нельзя. Большой город — большой обман, а столичный — столица обмана, Вавилон, и блудница на звере едет по нему. Радуйся, радуйся, что тебя исторгли из этого смрада и ты пришла к нам.
— К кому?
— У кого не жизнь общая, а смерть общая! Пойдем.
Старуха протянула ей сухую, как ветка, руку. Ольга покорно поднялась. По эстакаде над ними прогрохотал паровоз, и, видимо, балованным ребенком выброшенное из окна, недоеденное эскимо в золотистой бумаге упало в пыльную траву.
Когда Ольга появилась на кладбище, в армии Хрулёва было уже больше сотни человек. Все, кого выбрасывал Петроград с его машинами, оказывались у него. Здесь были и нищебродые, никогда не бывшие в мире счастливых людей и красивых витрин, и те, кого чья-то смерть разом изъяла из этого мира, и жертвы ЭМАСа.
Пётр Ипполитович, бросивший пить очкастый чиновник, своим сухим лицом с острым носом и ушами летучей мыши невероятно похожий на Победоносцева, стал теперь доверенным лицом Хрулёва и однажды сказал ему:
— А знаете, Егор, что вчера мне говорил наш Юра, юродивый?
Юра испокон века жил на кладбищах и получил за это прозвище Божедом.
— Что на этот раз?
— Что вы, Егор, и есть мессия. Второе пришествие Христа. В смысле, что вы — и есть Христос.
Егор сплюнул с досады. Превращать свою армию в полоумных сектантов, а самому становиться их вожаком ему совершенно не хотелось. Он, конечно, сам отчасти был в этом виноват, начав тогда, в первую свою ночь на кладбище, рассуждать о втором пришествии. Но тогда другого выхода не было, а сейчас, когда на ощупь найдены новые механизмы вербовки, религиозный имеет право сохраняться только в отношении ограниченного числа людей. И уж тем более он не должен выливаться в религиозное сектантство, которое, помимо всего прочего, неминуемо привлечет к нему внимание полиции, пока счастливо избегаемое.
— Этому нельзя давать ходу.
— Когда бы он говорил это только мне — возможно. Но так считают многие. Я вас, Егор, прекрасно понимаю. Кому ж хочется становиться новым Распутиным и вести за собой толпу экзальтированных особ!
— Каких особ?
