Говорят, что бывшие командиры Донского корпуса «каторжники» Сидорин и Кельчевский особенно щедры, плюют на Врангеля, в Севастополе, под носом у правителя, нарушают его постановления. Как-то глухой ночью, в полицейский час, зажгли в ресторане свет и под открытым небом «трахнули» ужин на двадцать персон. И черт им не брат! О наступлении говорят: «На уру идем…»
Особенно много появилось ловчил. Офицеры внезапно заболевают, стараются прилепиться к тыловым частям. По Перекопскому уезду мотается с отрядом штабс-капитан Кадилов — устроился! Загоняет в армию «хлопцев», называет свою работу «охотой за ведьмами» и посмеивается: «Кой черт мне на фронте большевистскую пулю искать!»
А на фронте офицеры раздевают пленных, запасаются имуществом и драгоценностями, картежничают. Самогон течет рекой. Упиваются самогоном, упиваются и грязными рассказами на «брехаловках», ржут, как жеребцы. Словом, действительно сброд, как говорят большевики… Оказывается, что и сам Врангель не чист: взял из бывших императорских подвалов вина на три миллиона рублей.
Всем наплевать, кто и что будет: монарх, черт, Врангель или Кривошеин. Как-то Шкуро сказал великому князю Дмитрию, участнику убийства Гришки Распутина: «Хочешь, Митька, я тебя царем сделаю?»
У добровольцев спайка, как в шайке. Сами над собой смеются: «Война, говорят, до победы, грабеж — до конца!» Золотой цвет армии — корниловские первопоходники. А кто они? Мальчики с пустыми глазами, с пустой душой, но с оружием. Оружие для такого — инструмент на кровавой пашне, а кровь для такого — деньги. Другого дохода, другой специальности он не знает.
Что же дальше?
* * *
Рота Олега работала по обе стороны Турецкого вала, строила укрепления на участке от Сиваша до чумацкого шляха. Вместе с Кадиловым Олег приехал сюда еще в апреле. Теперь он сидел в крохотной палатке-шалашике на самом валу, прятался от губительного солнца.
Изредка вылезая из палатки, Олег смотрел в бинокль. Под палящим солнцем на тонущем в белом мареве высоком валу, в душном рву, заросшем колючками, и на равнине копошились грязные, заволоченные пылью, обожженные солдаты. Одни тащили к блиндажу железную балку, как муравьи, мелко перебирали ногами, другие закапывали перед рвом в твердую землю суковатые колья, разматывали колючую проволоку и тянули ее на одиннадцать верст — от сивашской до черноморской воды. Неровные ряды кольев и тонкая паутина таяли вдалеке в синеве.
Жаркий воздух струился, дрожал, необыкновенно густой и синий. На горизонте вдруг возникла длинная голубоватая полоса, какое-то мелкое озеро. В воде стояли белые хатки, тополя. Воздух над ними чистый, беловатый, а синяя вода с белесым оттенком. Там такое счастье, такая прохладная тень и синяя влага… Но это степной обман. Нет ни озера, ни тополей — это мираж, воздух играет. Синяя полоска воды на глазах становилась короче и уже. Вскоре все исчезло, хатки и тополя будто завалились за горизонт, вода будто впиталась в сухую, раскаленную землю. Олег грустно усмехнулся: вот так исчезают и иллюзии!
