Сиваш | страница 139

Через несколько дней, получив документы и окончив дела, Фрунзе пошел прощаться с Лениным. Встретились на лестнице. Владимир Ильич стремительно спускался, окинул Фрунзе быстрым взглядом:

— Здравствуйте и до свидания, молодой комфронт! Тороплюсь… — Взял руку, здороваясь и прощаясь. — Едете? Все готово? Телеграфируйте, сообщайте обо всем, даже о мелочах! И счастливого пути! Надеюсь, что скоро получим от вас самые благоприятные вести!

Партийные директивы и военная информация уже изучены, многочисленные совещания в Главном штабе Республики закончены, всякого рода снабженческие заявки оформлены в гражданских и военных учреждениях, документы подписаны. Поезд Фрунзе снова двинулся и помчался — теперь на юг, в Харьков.

Состав был громоздкий: вагон с сотрудниками командующего и с ординарцами; охрана, усиленная кавалерийским отрядом; гараж с машинами. Ехали и семьи…

Где-то под Курском поезд догнала телеграмма — приказание из центра: ускорить прибытие командующего в Харьков, в штаб фронта. Отцепили два вагона и гараж, двинулись на всех парах. Прибыли глубокой ночью. Во тьме адъютант выгрузил машины. Потом выяснил у коменданта, где штаб, узнал адрес члена Реввоенсовета фронта Сергея Ивановича Гусева.

Утром, еще по прохладным улицам Фрунзе и адъютант поехали на квартиру к Сергею Ивановичу, завтракали у него. Сергей Иванович, дружески угощая, деловито рассказал о положении на фронте, дал полную характеристику отделам вновь создаваемого штаба фронта…

Фрунзе был рад этой встрече, ел машинально, забывая, что ест. Стремился вникнуть в дело, отделить гадательные сведения от достоверных и предусмотреть развитие обстановки.

А в полдень стало известно, что Врангель утром начал наступление — на восток.

Весной кричали: «Врангель, Врангель!» Качали его на площади. Вместо Деникина стал Врангель. А что толку? Все — чепуха! Весной Врангель уверял: «Моя тактика будет другая, из Крыма не выйду». И вдруг наступление: «Вперед, свершилось! В Москву, с хоругвями… Смысл святого похода…» Стало быть, весной Врангель лгал. Простонародью в Севастополе обещал выдать со складов муку. Об этом сразу затрубили все газеты, ведь он объявил «мир с народом». Но несколько раз откладывал выдачу, так и не выдали ни фунта. Между тем премьер-министр Кривошеин — всем известно — спекулирует хлебом.

Все выжили из ума, спят и видят прежние свои посты с многотысячным жалованьем, покинутые свои родовые усадьбы. Все хорохорятся, петушатся: мы — избранные, мы — соль земли, мы — умные, мы — руководители. Но раздирают избранных и умных подлейшие страсти. Один завидует другому, каждый считает себя оскорбленным. Бушуют самолюбия, первое дело — свести старые счеты. Пена кипит на губах… Каждый генерал — сам себе князь. У каждого своя свита, так называемая «лавочка», она и рекламирует, и оберегает пьяного. А князь раздает «лавочке» чины, покрывает преступления, помогает поднажиться. Упал князь, свергнут, и «лавочка» удирает, прячет концы в воду, ищет нового князя, славословит его, помогает воровать. Воруют все. Пропивают всё.