Сиваш | страница 133
Этой же весной польскому пану Пилсудскому предлагали мир. Но пес был у французского правительства на сворке, получил медальон на шею: два миллиарда долларов, двести танков, триста самолетов, девять генералов, двадцать восемь полковников — все, чтобы только кинулся на Советы.
Польская армия кинулась, заняла Житомир и Киев. Но когда ее отбросили назад на сто верст, Врангель рванулся из Крыма на Южную Украину, захватил самые плодородные уезды, весь южный хлеб. Недавно освобожденный Донбасс (уголь — спасение для Республики) оказался вновь под угрозой. Сообщают, будто пала Юзовка — сердце Донбасса.
Приближалась зима, хлеб и уголь отрезаны. Заводы и фабрики бездействуют, голод душит. Успехи Врангеля могут вызвать новое наступление Пилсудского. В этих условиях врангелевская опасность становится громадной.
Отчетливая скороговорка Ленина раскатилась во всеобщей внимательной тишине.
— Центральный Комитет рекомендует сделать Крымский фронт самостоятельным, а командующим назначить товарища Фрунзе. Вот этого самого, который явился с большим опозданием, за что пресерьезно ответит!
И вновь Фрунзе ощутил тепло… Под конец заседания Дзержинский, подняв бровь и дружески улыбнувшись в усы, передал Фрунзе еще одну записку от Владимира Ильича:
«Если не торопитесь и нет спешных дел, подождите меня».
Этого-то как раз и хотел Фрунзе. К концу заседания он подумывал о том, как бы встретиться с Лениным, все рассказать ему. Обыск вспоминался как дурной сон.
Владимир Ильич, в пальто внакидку, и Фрунзе последними прошли по длинному гулкому коридору, под люстрой блеснула голая голова. Ленин быстро мелким шагом вышел на крыльцо.
— Скорей, Михаил Васильевич. Очень хорошо дышится!
Небесный звездный купол словно опирался на шпили башен и соборные главы Кремля. Фонарь на высоком столбе освещал широкие плиты мостовой. Насколько можно было видеть, двор чистый, ровный. Еще весной в Первомай был субботник. Работали и Владимир Ильич с Надеждой Константиновной, носили бревна, убирали мусор, расчищали кремлевский сквер… Снизу, от мглистой Москвы-реки, подул ночной ветер, погудел на широкой равнине двора, ударил в грудь. Фрунзе старался идти чуть в стороне от Владимира Ильича, чтобы лучше видеть его. Они шли через просторную, слегка выпуклую кремлевскую площадь, словно по земному шару; длинные тени скользили, истаивая у самых соборных стен.
Еще возле крыльца под тусклым фонарем Владимир Ильич повернулся к Фрунзе всем телом и вгляделся в лицо.