Самое милое в этом законе — что хозяйства до шестисот десятин имеют быть неприкосновенными. Пользуйся, хозяин, как хочешь, будь крепким хозяином, хорошо веди хозяйство, вози товар на базар. Мало того, что у него, Соловея Гринчара, не возьмут его восемьдесят десятин, он имеет право еще пятьсот прикупить. Вот она где самая важность и удовольствие до радостных слез.
Никифор ходил звать хозяев, тех, кто был дома в эту пору. Пришли пять человек. Никифор трижды прочитал закон. Все сперва: «ах», потом стали разбираться в мелкостях и признали, что закон самый правильный, таких еще не было. Золотой закон, от него хозяин озолотится. Лишь бы, ясное дело, кончилась война. Она ж избудется, все имеет свой край…
Поговорили — разошлись, а Соловей все еще не мог успокоиться. Велел принести вина, опять — который раз! — читать.
— Раздельно, Никифорок, каждое слово подержи.
Никифор разгладил газету, важно нахмурился.
— «Седьмого июня одна тысяча девятьсот двадцатого года… Правителя Юга России закон… Землю передать… мелкими участками… обрабатывающим ее хозяевам…»
— Хозяевам? Не голодранцам? — воскликнул Соловей. — Не «ото-брать», а «пе-редать», ведь «передать», Никифор?
— Читаю: «передать», — ответил Никифор. — «Передать с уплатой… ее стоимости государству…»
— Вот, с уплатой! — перебил Соловей. — С уплатой ее стоимости государству!..
Никифор торжественно возвысил голос:
— «Мир с родным народом! Строгая кара… насилию и грабежу! Народу — земля! Земле — вол! Да поможет нам бог в нашем святом деле… Генерал Врангель».
Соловей заморгал:
— Господи! Строгая кара насилию… Вот она, Никифорушка, моя жизнь. Не даром старался, десятину пришивал к десятине. Не только мне польза, а для всех… Пускай Врангель, пускай черт! Пускай шило, лишь бы брило. А без меня, Соловея Гринчара, ничего не может быть. Твой отец простой мужик, но не простенький. Сам всего добился!
Соловей дрожащей рукой налил в чашку вина, жадно, шумно, большими глотками выпил, отдышался, о чем-то подумал, вдруг нахмурился.
— Ты, Никифор, — тесто пресное на юдейскую пасху! Не можешь с бабой справиться. Вернуть Федосью! Жена она тебе, в церкви венчана, или сучка на двор приблудилась, раз переночевала и — дальше? Вернуть бабу, слышишь, что говорю? Скоро хлеб убирать! Раньше просил, теперь заставлю. Отцу ее сулил бричку, а теперь последний хомут сыму с его клячи. Изведу этого человека за его позорное издевательство надо мной!
Соловею так и думалось, что он теперь рассчитается с Матвеем за все. Не знал, какую придумать казнь. Его, гордого, заставить, что ли, ползти на коленях от своей хаты через все село?
