Уже почти столетие резиденция смоленских князей была вынесена за пределы Детинца и Окольного города. Княжеские войска в городе на долговременной основе тоже давно не размещались. Эти традиции, истово поддерживаемые смоленским боярством, я был намерен здесь и сейчас сломать.
– Я здесь полновластный князь! – что есть мочи, громко прокричал я, поднявшись в конских стременах. – И никто более и никогда не посмеет мне указывать, где я должен держать свои войска и откуда править княжеством! Я здесь высший закон, я здесь главный порядок. Вот вам моё слово! Кто пойдёт против моей воли, против моего слова – мигом лишится головы! С сего дня я запрещаю созывать Вече!
Первые мгновения над площадью царило безмолвие, никто не решался перечить княжескому слову. Посадник, новый «тысяцкий» (старый, Михалко Негочевич погиб во вчерашнем бою), кончаковские старосты и сотники, другие бояре и купцы сбившись в кучки, тоже молчали, поражённые услышанным. Но было заметно, что лица горожан, после моего показательного демарша совмещённого с публичным выступлением, сразу приняли угрюмый, настороженный вид. В открытую выражать недовольство пока никто не решался, только перешёптывались, недовольно стреляя по сторонам глазами.
Вдруг на помост взобрался боярин Юрий Нежданович, отсутствующий вчера в городе. Он торговал воском и льном с немцами. Предварительно отвесив народу поясной поклон, боярин, что есть силы, громко закричал, обращаясь к собравшемуся на площади народу.
– Господа и братие! Земля наша стоит испокон века на Правде и Вече, а князь хочет нашу святую старину, наш покон похерить! Не бывать тому!
Я кивнул взводному арбалетчиков.
– Сними этого болтуна!
Раздался щелчок, загудел металл дуги, и вылетевший болт угодил оппозиционеру в подреберье, высунувшись с противоположной стороны, пробив руку в районе предплечья.
– Нежилец! – прокомментировал восседающий рядом со мной на коне полковник Бронислав, глядя на заваливающееся тело, рухнувшее прямо в толпу.
Площадь, словно разверзшийся в небесах гром, взорвалась негодующими криками. Из толпы взметнулись вверх руки, кулаки, многие сжимали дубины и оружие.
В это время ротные колонны моих полков спешно переправлялись по мосту. Первые ротные коробки уже занимали причалы. В это время бледный, словно снег, посадник Артемий Астафьевич выдвинулся на край помоста. Он понимал, что сейчас решается не только его судьба, но и определяется дальнейшая участь города.
